Приемыш черной Туанетты - читать онлайн книгу. Автор: Сесилия Джемисон cтр.№ 17

Мистер Эйнсворт улыбнулся, хотя к горлу его подступили слезы, с которыми он с трудом справился. Однако он ласково произнес:

– Хорошо, мой милый, мы сейчас посмотрим, как устроить твоих любимцев. Но прежде скажи: ты действительно решил ехать с нами?

– Да, я поеду. Вы знаете, что я не мог оставить мамочку, но теперь я уже ей не нужен, и теперь меня ничто не удерживает. Я не могу здесь жить без нее. У меня нет другого дома, а отец Жозеф уехал… Я поеду с вами и буду у вас до тех пор, пока он не вернется, он укажет, что мне делать. Селина все заперла. Здесь остаются только Майор да Певец, но я думаю, что они не забудут меня. Я надеюсь, что они дождутся моего возвращения. А теперь, – продолжал он с деловым видом, словно решив все вопросы, – если вы скажете, куда поместить их, мы с Лилибелем выпустим их из корзины. А тут мое платье и белье, – указал Филипп на мешок, – там мое лучшее платье, но я не буду его носить теперь: я в трауре. Дея повязала мне этот креп на шляпу, она сама носила его, когда ее мама умерла. Какая она добрая, что позаботилась об этом, – не правда ли?

Миссис Эйнсворт прижала Филиппа к себе и опять заплакала, между тем как муж ее отвернулся, чтобы скрыть улыбку и вытереть невольные слезы.

Художник совсем растерялся, не зная, как поступить с такими разными любимцами мальчика. Это был довольно трудный вопрос, и его нельзя было решить в одну минуту. На время он послал Лилибеля с корзиной во двор к сапожнику, который обещал присмотреть за «счастливой семейкой» животных. «Детей» же отца Жозефа пришлось оставить при себе. Мистер Эйнсворт чувствовал, что бесполезно было убеждать Филиппа отдать их. Очевидно было, что маленькая клетка с крохотными обитателями будет сопровождать их во время путешествия.

Мистер и миссис Эйнсворт вынуждены были отложить отъезд на день-два: нужно было сделать кое-какие приготовления, вызванные неожиданным прибавлением семейства. Следовало позаботиться о гардеробе Филиппа, который совсем не соответствовал аристократическому дому в Адирондаках, где они предполагали провести лето, понадобилось пристроить щенка, котят и цыплят; и многие другие вопросы требовали немедленного разрешения.

Хотя Эйнсворты любили Филиппа и несказанно радовались, что он остается у них навсегда, – теперь, когда мальчик оказался всецело на их попечении, супругов пугала ответственность.

– Он милый мальчик, и я счастлива, что он остается с нами, – говорила миссис Эйнсворт, – но теперь, когда он наш, у меня появились некоторые сомнения…

– Да, это серьезное дело – усыновить чужого ребенка, особенно когда ничего не знаешь о его родителях, – размышлял мистер Эйнсворт. – Что-то скажет матушка? Я уверен, что она не одобрит нашего поступка. Ты ведь знаешь, Лаура, как сильны в ней предрассудки.

– Но раз нам он дорог, она, наверное, не будет препятствовать. Мы перенесли немало горя, и если этот милый мальчик может облегчить нам жизнь или утешить нас, потерявших нашего малютку, она должна только радоваться. Во всяком случае, я не вижу, зачем нам советоваться с твоей матерью, – прибавила не без раздражения миссис Эйнсворт. – Только мы сами можем решить, что лучше для нас.

– Конечно, дорогая, это всецело наше дело. Кажется, так лучше и для нас, и для мальчика. Бедный, покинутый малютка… Его доверие к нам так трогательно. И знаешь, Лаура, милая, это даже лучше, что у него нет родственников: мы не знаем, кто бы они были, и может быть, они помешали бы нам взять его. Селина, которой, видно, Туанетта доверяла, уверяет, что он сирота и что никто не предъявлял на него никаких притязаний. Я уверен: здесь какая-то загадочная история, но теперь, когда его няня умерла, я не вижу возможности ничего узнать. Если бы мы могли взять его раньше, я попытался бы раскрыть эту тайну, хотя Селина говорит, что покойница была очень скрытной. Теперь же, я думаю, мы можем считать его всецело нашим, у него нет никого из близких на свете.

– И я уверена, что он из порядочной семьи, в нем столько хороших качеств. Он необыкновенно правдив, смел и благороден, у него такая нежная, мягкая натура, что мы сможем сделать из него все, что пожелаем. Надеюсь, он очень скоро усвоит хорошие манеры, – продолжала миссис Эйнсворт.

– Он даровит от природы, – добавил мистер Эйнсворт. – Но я не знаю, как повлияет на него среда художников, как он будет развиваться вне своей простой, вольной жизни, без своих цветов, птиц, без голубого неба и свежего воздуха.

– Будем надеяться на лучшее, – ободряюще прибавила миссис Эйнсворт.

На другой день после переселения Филиппа ранним утром Дея пришла в мастерскую, но мальчика уже не застала: дома была только миссис Эйнсворт, перебиравшая вещи, присланные из магазина для Филиппа. Дея стояла рядом и с интересом следила за каждой вещью: здесь были нарядные куртки и панталоны, тонкие сорочки и длинные мягкие чулки, башмаки и шляпы – одно лучше другого.

– Это все Филиппу? – спросила Дея, и глаза ее светились удивлением и радостью.

– Да, милая. Ты думаешь, этого слишком много? – спросила с улыбкой миссис Эйнсворт.

– Здесь такая уйма всего! Я рада, что у Филиппа столько вещей. Надеюсь, он приколет креп и на новую шляпу? Как только он посмотрит на него, он вспомнит меня! Я носила этот креп после мама́, и никому другому не отдала бы его.

Филипп ушел из дому очень рано, миссис Эйнсворт сказала Дее, что он пошел на кладбище пересадить из их сада несколько кустов на могилу Туанетты.

– Вот это хорошо, я пойду помогу ему. Я часто бываю там, моя мама похоронена на том же кладбище, и могила Туанетты недалеко от маминой. Там так тихо, никакой шум туда не доносится, только шелестят листья да тихо напевают птички, точно боятся разбудить спящих. Побегу прямо туда и помогу Филиппу сажать цветы. – И, бросив ласковое «до свидания», девочка вышла так же тихо, как вошла.

Добравшись до небольшого тихого кладбища, Дея остановилась у ворот и с задумчивой грустью глядела на Филиппа, который сажал цветы и тщательно приминал свежую землю вокруг стеблей. Здесь были все любимые цветы Туанетты – фиалки, анютины глазки и тонкие амариллисы. Он посадил оливковый куст у изголовья, а жасмин – у ног покойной. «Они первыми зацветут весной, – думал он, – а мамочка их так любила».

Неподалеку от могилы Туанетты находилась другая, о которой, видимо, очень заботились. Могила была покрыта белыми лилиями и огорожена кустами душистых белых роз. На вершине холмика, под стеклянным навесом виднелась изящная белая восковая статуэтка, изображавшая ангела скорби. Прелестная головка была наклонена, а белые губы, казалось, шептали молитву.

– Не плачь, Филипп, не плачь так, твоя мамочка огорчилась бы, если бы увидела тебя сейчас.

Дея считала этот памятник лучшим, какой только можно было поставить над усопшей.

Лицо Деи было очень похоже на лицо воскового ангела; став возле него со скрещенными руками, она сама казалась ангелом скорби.