— Но, Кресси, милочка, Алкиона ведь была совершенно неразумная… И немая. Как же она смогла бы…
— В том-то и дело, что она смогла! В тот день, в саду, я видела это по ее лицу! — с нажимом произнесла Крессида и подняла взгляд на Грейс. — Понимаете, я всегда была уверена, что какая-то моя особенность вызывает у Вэла приступы ярости и насилия. Но в тот день я поняла, что он и Алкиону каким-то образом искалечил. И тогда, в саду, она словно бы снова разыгрывала то, что произошло с ней самой.
— Муррей именно так всегда и считал, — задумчиво сказала Грейс.
— Что? — встрепенулась Крессида, оборачиваясь. — А почему он мне ничего не сказал? Почему?
— Ох, Кресси, да как же он мог? Мы эту тему вообще никогда не трогали! Никогда!
— Да, точно. У меня тоже есть некоторые тайны, о которых я никогда никому не говорила, кроме Джона Спейна. Ни Фрэнк, ни Гил ничего не знают, — как во сне пробормотала Крессида.
Грейс еще крепче взяла подругу за руку.
— Я всем лгала насчет глухоты Гила. Я знала о ней задолго до того, как ему поставили этот диагноз.
— Вот как? — Грейс постаралась, чтобы ее голос прозвучал спокойно. Крессида никогда до этого момента не обсуждала с ней болезнь сына, состояние которого постоянно улучшалось с тех пор, как Грейс с ним познакомилась, — Гилу тогда было восемь.
— Все считают, что я никогда его не оставляла, что он всегда был со мной. Это не так — однажды я все-таки оставила его. Ему было полтора годика, он только начинал говорить. Совсем малыш, как Кэти-Мей в тот ужасный день… Я уложила его тогда днем поспать. Вэл только что вернулся после прогулки на яхте и принимал ванну. Я попросила его присмотреть за мальчиком, пока съезжу в супермаркет. И оставила их дома вдвоем.
— Ну и что тут плохого? — вскричала Грейс, глядя прямо в глаза подруге. — Вэл вас бил? Уже тогда?
— Нет. Честно, нет. Тогда не бил. Но ему не было никакого дела до Гила. И до меня, если уж на то пошло. Он почти все время отсутствовал. Никогда не помогал мне купать малыша, кормить его — не делал ничего подобного. Гила следовало умыть, переодеть, он должен был находиться в полном порядке, прежде чем Вэл соизволит взять его на руки. Он всегда твердил, что «уже слишком стар для всех этих штучек». — Крессида щелкнула пальцами. — Вэл терпеть не мог беспорядка.
— Очаровательно, — коротко заметила Грейс.
Крессида дернула плечом, недовольная тем, что ее перебили.
— В супермаркете я задержалась дольше, чем рассчитывала. И когда вернулась, Гил кричал и плакал. Нужно было поменять ему пеленку, и я решила, что он плачет поэтому, но когда взяла его с кроватки, увидела — у него кровь на голове, сбоку, течет из уха. Вэл спал без задних ног на постели, а когда я его потом спросила напрямик, ответил, что и не думал прикасаться к ребенку, что Гил разорался, когда я уехала, и бился головкой о бортик кровати. Я спросила, почему он не переменил Гилу пеленку. Не знаю зачем — Вэл никогда не ухаживал за сыном, он не выносил этого запаха. И он велел мне заткнуться и ушел.
— Что там случилось на самом деле, как вы думаете? — тихо спросила Грейс.
— Не знаю… Гил действительно иногда бился головкой о кровать. Он был очень крепкий ребенок. Хватался за борта кроватки и начинал всю ее трясти. Я ему там колокольчик привязала к одному из прутьев, и ему нравилось бить по нему, чтобы слушать, как он звенит.
— Слушать?
— Ну да, — подтвердила Крессида сдавленным голосом. — О да. Гил тогда мог слышать.
— Но не после того?
— Не знаю, не уверена, — повторила она. — Он как-то вдруг здорово переменился. Стал часто плакать, прилипчивый такой сделался… Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что у него пропал слух то ли полностью, то ли частично. Я тогда пошла у Вэла на поводу… А надо было довериться собственной интуиции и немедленно проверить у Гила слух. Может, врачи сумели бы что-нибудь сделать, если бы я сразу обратилась, но, понимаете, я боялась. Испугалась, подумают, что это я его побила. Прошло немало времени, прежде чем я повезла сына на осмотр в клинику. Пять или шесть месяцев. И доктор устроил мне бучу, потому что они уже тогда умели делать ранние тесты для проверки слуха у детей. Потом все спрашивали меня, не теряла ли я терпение, не выходила ли из себя и все в таком роде. Мэри со мной тогда не было, как потом, когда у меня появилась Кэти-Мей, но мне все же удалось как-то убедить их, что это не моя вина. И после этого я уже никогда не оставляла его одного с Вэлом.
— Гил об этом не знает? — спросила Грейс. Крессида покачала в ответ головой. — А Фрэнк?
— Нет, но…
— Что?
— Гил спрашивал меня про это после того, как Алкиона напала на Кэти-Мей. Не напрямую, окольным путем, но я поняла, к чему он клонит. Это странное выражение на лице, когда она схватила маленькую и стала раскручивать, явно преследовало его. Гил спрашивал о ней, не о себе, но, видимо, этот вопрос тоже сидел у него в голове. И что я могла сказать? Он ведь ничего не знает о своем отце. У меня никогда не хватало смелости даже заговорить об этом. Я хотела, чтобы ребенок все забыл. Даже теперь не могу ему ничего рассказать…
— Неужели? — Голос Грейс звучал скептически. — А как насчет Алкионы? Гил знает, что она его сестра?
— Сводная. Да и это только слухи. Нет, не знает.
— Но наверняка догадывается, — предположила Грейс. — Гил ведь умный мальчик.
— С чего бы? Мы никогда об этом не говорили.
— А вы разве не помните? Это ведь вы сами высказали такое предположение — в самый первый раз, когда ее увидели, — мягко напомнила Грейс. — И сами мне это сказали. Возможно, Гил тоже догадался.
Крессида взглянула на нее со страхом:
— Да нет, откуда… Он был тогда совсем маленьким. Ох, Грейс… Я всю жизнь этого боялась. У меня было такое чувство, что вот сейчас меня кто-то схватит за руку и… и… И меня просто завалят всеми этими ужасными вопросами…
Крессида закрыла лицо руками, прямо как маленький ребенок, и Грейс задалась вопросом, откуда у этой трепетной, неуверенной в себе женщины взялись силы, чтобы вообще жить. Но все равно — то ли несмотря на все эти страхи, то ли, напротив, благодаря им, — Кресси была замечательной матерью, преданной своим детям. И тут в голову Грейс пришла самая грустная мысль: она поняла, насколько легче Крессиде было с маленькой Кэти-Мей, чем с Гилом. И все же, пока Гил был в том же нежном возрасте, она вела себя по отношению к нему просто безупречно. Вопросы, вопросы… Кресси только что признала, что ее всю жизнь мучили какие-то вопросы. Что за вопросы? Грейс переполняла жалость.
— Это началось, когда Вэл стал вас бить?
— Я время от времени спрашивала его, что на самом деле произошло с Гилом. А он бил меня и кричал, что я истеричка. — Крессида склонила голову, словно кающаяся грешница перед исповедником.
— Хотите сказать, что ваш муж бил вас и вашего ребенка, а вы полагали, что сами в этом виноваты? — Грейс недоуменно покачала головой. — Ох, Кресси, как же мстителен ваш Бог!