– Ну, это еще большой вопрос. А больше Туссен тебя ни о чем не спрашивал?
– Нет, только это.
– Не спеши, приятель. Ты когда-то был журналистом, помнишь?
– Я вижу, к чему вы клоните, мадам Жост. Я знал о существовании Нобера Конаты, хотя он был серьезным журналистом, а я светским хроникером. Да, я читал его довольно смелые статьи в африканской прессе. Но я никогда не встречался с Конатой ни здесь, ни где бы то ни было. И в Париже никто мне о нем не говорил.
– Туссен расспрашивал тебя о Ришаре Грасьене? Только не говори, что ты никогда не слышал о Мистере Африке.
Лицо Банголе вдруг исказилось. Всего на мгновение, но Лола успела это заметить. Паника чистой воды. Однако Банголе выдал замысловатую тираду о том, что во время их беседы с Туссеном сладостное имя Грасьена не слетало с их уст.
– Дорогой Банголе, от тебя несет затравленным зверем, и твой сегодняшний спринт тому доказательство. Должна сказать, я тебе не мамочка Бэмби. Или ты прекращаешь вешать мне лапшу на уши, или мы сейчас же едем к Грасьену. Если тебе с ним делить нечего, значит, тебе и бояться нечего, правда? В противном случае он будет очень рад тебя видеть, и я вас оставлю поболтать наедине. Сечешь?
– Да. Туссену нужны были сведения о Грасьене. С кем он общается в Париже и где его можно встретить.
– И ты рассказал?
– Все, что мог. Даже дал ему свое приглашение на коктейль, где должны были присутствовать ВИПы Франсафрики.
– Он там был?
– Без понятия.
– А Флориан Видаль? Он Туссена интересовал?
– Нет, насколько я знаю. Ему главным образом нужен был Грасьен.
– Он думал, что Грасьен связан с убийством Конаты?
– Вы меня прям за волшебника держите. Мне-то откуда знать! Но я бы дорого дал, чтобы это выяснить. У того, кто убил Киджо и Видаля, с головой явно не все в порядке.
– Ты считаешь, это один и тот же человек?
– А вы нет?
– Я пока не делаю никаких выводов.
Перед тем как расстаться и сесть в “твинго”, где уже ждала Ингрид и утомленный подвигами Зигмунд, Лола обернулась. На тротуаре улицы Презентасьон, под желтоватым светом фонаря бывший сексот смахивал на огромный баклажан, вырванный из родной грядки. Редко на человеческом лице можно увидеть такой страх. Лола повернула назад, чтобы посоветовать ему попросить защиты у майора Саша Дюгена.
– У ваших бывших коллег есть дела поважнее, чем нянчиться с таким, как я.
– Дюген – человек тяжелый, но не без благородства. Тебе стоит попробовать.
– Спасибо за предложение, но что-то не хочется.
– Дело твое.
Лола вернулась к друзьям. В задумчивом молчании они доехали до кладбища Пер-Лашез.
– И что мы тут делаем? Будем проводить кастинг для твоего шоу скелетов?
– Честно говоря, я ехала, куда лицо смотрит.
– Куда глаза глядят.
– Why not
[16]
. Куда хочешь поехать, Лола?
– Давай сделаем остановку. Я объясню тебе свою теорию.
Американка удивленно вскинула брови и припарковала машину.
– В свое время я потерпела поражение, потому что знакомые Туссена не захотели со мной разговаривать. Это слишком близко меня касалось, и я была не в состоянии правильно вести допрос. Я давила на свидетелей, вместо того чтобы расположить их к себе. Сегодня мы начинаем с нуля. Банголе был первым в моем списке. Едем расспрашивать других.
– А кто следующий?
– Жан Тексье, отец Туссена.
– У них были разные фамилии?
– Как видишь.
– Тебе не кажется это странным?
– Нет, почему? Туссен выбрал фамилию матери, Каликсты Киджо. Для юноши, который разрывается между двумя культурами, это нормально.
Лола достала из кармана плаща потрепанный блокнот. Давние записи, найденные в старой коробке, которую она чуть не сожгла, но потом передумала. То ли повезло, то ли интуиция подсказала.
Жан Тексье жил на улице Гутенберга, в Пре-Сен-Жерве. Оставалось надеяться, что он не переехал. Лола набрала его номер. Попав на автоответчик, она оставила сообщение, что заедет завтра утром.
– Ты разочарована.
– Я бы хотела увидеться с ним сегодня вечером.
– Что за спешка? Ты ждала пять лет, так можно еще ночь подождать.
– У нас мало времени.
– Из-за Саша?
– Не только. Поверь мне, благодаря шумихе в прессе Киджо и Видалем интересуется не только полиция.
Глава 14
Саша взял с собой Карль. Присутствие женщины успокоит мать Видаля. Однако когда он ее увидел, то понял, что, будь то женщина или фонарный столб, Бернадетта Видаль отнесется к ним одинаково. А именно никак. Она сидела, облокотившись на липкую стойку бистро на углу улицы Прерий, недалеко от площади Гамбетта. Но, несмотря ни на название улицы, ни на утренний свет, смягчавший контуры домов, в забегаловке не было ничего буколического. Что же до склонности дамы к общению, то она предпочитала общаться со своим стаканом, а не с людьми. Слова из Бернадетты Видаль выползали как из пьяной мельницы, но редко когда удавалось услышать столько малоприятных эпитетов за столь короткое время. Рассказ звучал необыкновенно поэтично.
В общих чертах, отец Флориана оказался сволочью и сделал ей большой подарок, когда свалил, бросив ее и мальца. Никто об этом ублюдке ни разу не пожалел. Флориан уродился весь в своего гнилого папашу. Ленивый, тупой и властный. Бернадетте пришлось с малолетства усмирять его, чтобы показать, кто в доме хозяин. Этот мерзавец никогда не навещал ее, и ей на него плевать. Прислал однажды письмо, что женится на какой-то сучке голубых кровей. Подтереться этим письмом. На похороны она не пойдет. Сын ее умер, когда из дома слинял. Конец истории.
– Когда вы видели его последний раз?
– Не помню. Мне ни к чему.
– А пять лет назад к вам не приходил офицер из полиции, чтобы расспросить о Флориане?
– Какой из себя?
– Лет тридцати, африканского происхождения.
– Я с неграми не разговариваю.
– Я не спрашиваю, с кем вы разговариваете, я спрашиваю, приходил ли он к вам.
– Не помню такого.
– Вам известно, что Ришар Грасьен оплатил учебу вашему сыну?
– А мне-то что?
– Ваши ответы помогут нам найти убийцу Флориана.
– Он сам захотел жить с богачами. Вот и получил.
– Вы приходили к нему просить денег?