– Большое спасибо, – произнес он. – Мне не кажется, что обязанности председателя будут слишком трудными, так как мы собрались лишь для того, чтобы установить дату и характер мероприятия, и когда все будет решено, я передам свои полномочия непосредственным участникам процесса. Возможно, мне нужно лучше объяснить, что мы имеем в виду. Молодежное общество, проделавшее такую замечательную работу в Пен-Куко и в соседних приходах, остро нуждается в деньгах. Президент мисс Прентис и секретарь мисс Кампанула расскажут вам об этом подробнее. Больше всего нам необходимо новое пианино. Тот инструмент, который есть сейчас, был подарен вашим отцом, не так ли, эсквайр?
– Да, – ответил Джослин. – Я прекрасно это помню. Мне тогда было около двенадцати лет. Оно и тогда не было новым. Даже страшно представить, во что оно теперь превратилось.
– У нас был настройщик из Грейт-Чиппинга, – сообщила Идрис, – и он говорит, что больше ничего с пианино сделать нельзя. Я виню во всем скаутов. Когда старший из Каинов стал начальником, они начали вести себя еще хуже. Этот молодой человек понятия не имеет о дисциплине. В субботу я застала Джорджи Биггинса топающим ногами по клавишам и бьющим острым концом какого-то шеста внутри инструмента. «Будь я твоим начальником, тебе влетело бы так, что помнил бы целый год», – так я ему и сказала. Его ответ был грубым и очень дерзким. Также я заявила старшему Каину, что если он не в состоянии контролировать поведение своих подопечных, то пусть передаст полномочия тому, кто справится!
– Боже мой, да, – быстро сказал пастор. – Иногда они ведут себя хуже юных варваров. Ну что ж, безусловно, пианино не единственная собственность общества. Это был подарок приходу. Но мое предложение заключалось в том, чтобы отдать часть собранных за мероприятие денег на покупку нового пианино, а не отдавать в общую копилку общества.
– Сколько может стоить новое? – поинтересовался доктор Темплетт.
– Есть очень хороший инструмент в Грейт-Чиппинге, в Приис, – ответил пастор. – Стоит пятьдесят фунтов.
– Мы вряд ли сможем заработать такую сумму нашим представлением, – с сожалением заметила Дина.
– Я тебе вот что скажу, – вмешался эсквайр, – внесу ясность. Пианино – это дело Пен-Куко.
Все одобряюще зашептались.
– Это очень хорошо, – поддержал его доктор Темплетт, – очень щедро.
– Действительно, это замечательно, – согласился пастор.
Мисс Прентис сидела, не двигаясь, и явно гордилась собой. Генри заметил, как мисс Кампанула взглянула на свою подругу, и был очень удивлен, увидев гневный блеск в ее глазах. Юноша подумал: «Она завидует, потому что на Элеонор падают лучи славы и благородства поступка моего отца». Неожиданно он с ужасом осознал, какую чудовищную неприязнь испытывают друг к другу эти две старые девы.
– Возможно, – сказал пастор, – надо формально проголосовать?
Они так и сделали. Пастор всех поторапливал. Представление назначили ровно через три недели в приходском центре. Мисс Прентис, которая стала секретарем, так как сидела справа от пастора, неустанно все фиксировала. Но все понимали, что они ходят кругами вокруг истинной причины их собрания. То, что Элеонор называла «сутью нашего маленького представления», все еще не было определено. Каждый то и дело бросал взгляды на стопку современных пьес перед Диной и большую папку старинных французских изданий перед Элеонор. Пока шло обсуждение цен на билеты и дат представления, у каждого была своя потаенная мысль.
II
Пастор думал: «Я не верю, что Темплетт мог пойти на такое. Врач с женой-инвалидом. К тому же у него есть репутация. Но что заставило его привезти ее сюда? Он же должен понимать, как все будут судачить. Как бы мне хотелось, чтобы мисс Кампанула не смотрела так на меня. Ей опять нужно встретиться со мной наедине. Зачем я только сказал, что исповедь признается церковью? Но какой у меня был выход? Надеюсь, она не будет исповедоваться. Не хотелось бы узнать, что они делают это лишь для того, чтобы наклеветать друг на друга. Шесть персонажей и семь актеров. О господи».
Эсквайр думал: «Элеонор права. Мне хорошо удалась роль в «Ici on Parle Francais»
[2]
. Странно все-таки, как естественно многие люди ведут себя на сцене. Теперь, если Дина и Генри предложат одну из современных пьес, может оказаться, что там нет подходящей для меня роли… Хотелось бы получить роль того обаятельного, не очень молодого мужчины из комедии Мари Темпест. Но Элеонор и старая Идрис ни за что на это не согласятся. Я не удивлюсь, если актеры действительно не целуются на сцене по-настоящему из-за грима. Но что касается репетиций…
Интересно, насколько правдивы слухи о докторе Темплетте и миссис Росс? Я чувствую себя совсем молодым. Что же мне делать с сыном и Диной Коупленд? Она хорошая девушка. Но своеобразная. Современная. Будь ее семья немного богаче, я бы не возражал. Думаю, они будут обо мне говорить. Генри, конечно же, станет умничать. Будь проклята Элеонор! Если бы она держала язык за зубами, мне не пришлось бы разбираться с этой ситуацией. Шесть ролей и семь актеров. Почему бы ей, в конце концов, не принять в этом участие? Я полагаю, Темплетт тоже не отказался бы от роли немолодого, обаятельного мужчины, и мне пришлось бы играть того забавного, дрожащего, убогого старикашку».
Элеонор Прентис размышляла о своем: «Если мне удастся все уладить, то получится, что все проблемы создает Идрис, и он будет считать ее немилосердной. Шесть ролей и семь претендентов. Мисс Кампанула полна решимости любой ценой остановить эту мадам Росс. Я просто вижу ее будущую истерику. Ну хорошо. Мне будет сорок девять в следующем месяце. Идрис же старше меня. Дина должна работать в приходе. Интересно, что происходит между актерами и актрисами? Переодевания за сценой и совместные гастроли. Если бы мне удалось узнать, что Дина… В случае брака Джослин определил бы мне содержание. Это же надо, как Темплетт и эта женщина смотрят друг на друга. Генри и его возлюбленная! Я не в силах больше этого выносить. Просто не могу вытерпеть! Главное, никогда не показывать свое неудовольствие. Я хочу смотреть на него, но не должна. Генри наверняка наблюдает за мной. Ему все известно. У приходского священника должна быть жена. У него лицо, как у ангела. Нет. Не как у ангела. Как у греческого бога. Пасть ниц пред твоим троном, лежать и смотреть, и смотреть, на Тебя. Боже, позволь ему полюбить меня!»
Генри думал: «Завтра утром, если все сложится хорошо, я встречусь с Диной за Клаудифолдом и признаюсь в своих чувствах. Почему Темплетт не должен привлекать свою Селию Росс в эту пьесу? К черту шесть ролей и семь актеров! Давайте найдем другую пьесу. Я впервые влюблен. Я попал в неведомую прежде страну, и такой момент больше не повторится. Завтра утром, если все пойдет хорошо, мы с моей любимой будем на холмах».
Мысли Дины: «Завтра утром, если все сложится удачно, Генри будет ждать меня в условленном месте. Думаю, он расскажет о своей любви. Никого не будет в целом мире: только мой милый и я».
Размышления Темплетта: «Мне следует быть осторожным. Наверно, было глупо с моей стороны предложить ей прийти, но когда она сказала, что играть на сцене – ее самая большая страсть, мне ничего другого не оставалось. Если эти две изголодавшиеся старые девы вцепятся нам в глотки, то моей врачебной практике придет конец. Если бы Бог создал меня другим! Если бы моя жена не болела! Хотя, возможно, будь она здорова, все вышло бы так же. Селия завладела мною полностью. Это как инфекция. И она полностью поразила меня».