– Если никто не видел, это не значит, что этого не было, – осторожно заметил Торкель хёвдинг. – Люди ведь не все видят.
Датчане еще не поняли, что для них лучше и кого в этом деле стоит поддерживать. Кто бы из братьев ни победил, в любом случае для Хейдабьюра была удачей смерть королевы-христианки. С ее смертью возвращение конунга к старой вере делалось более вероятным, и ютландцы были в долгу перед ее убийцей. Хотя конунгом, скорее всего, суждено было стать не ему, а тому, второму, которому они ничем не обязаны. Но кто из двоих братьев этот первый, а кто второй?
– Так может, теперь нам с тобой потянуть жребий, кто виноват в смерти Теодрады? – предложил Рерик, узкими сердитыми глазами глядя в глаза Харальда.
– Я тянуть жребий не буду, – так же жестко ответил тот. – Пусть жребий тянут женщины.
– Уж не предлагаешь ли ты мне поединок? Божий суд?
– А ты меня правильно понял, родич.
– Что ж, я не откажусь. Это нам будет не в первый раз. – Рерик невесело усмехнулся, напоминая о бесчисленных учебных поединках под руководством ныне покойного Торира.
– Никто из нас не сомневается в твоей доблести, Рерик конунг, – сказал Орм, непривычно хмурый. – И очень прискорбно дружине видеть раздор своих вождей, прискорбно людям видеть распрю между братьями.
– Смотрю на вас, конунги, и думаю, неужели пришли последние времена перед концом века, когда «в распре кровавой брат губит брата»
[6]
, – вставил Аслейв ярл. – Рановато вы, сыновья Хальвдана, увидели врагов друг в друге.
– А может быть, они вовсе и не враги, – сказала вдова Астрид. Она все еще прижимала к себе своего сына, но теперь уже понимала, что заложникам никакой опасности больше не грозит, потому что конунги нашли себе других противников. – Они ведь братья. Они могли просто сговориться и погубить королеву, а вину свалить на нас, на жителей Хейдабьюра.
– Чтобы король франков пошел на вас войной, а нам пришлось бы или защищать вас, или уходить и терять все завоеванное! – возразил Гейр ярл. – Молчи, женщина, где тебе разбираться в таких делах!
– И обвинять жителей Хейдабьюра не надо, – добавил Оттар. – Эта женщина, – он показал на Ингебьёрг, о которой все немного забыли, – сама призналась, что сделала это.
– Но этого хотел Хрёрек конунг, а значит, истинный виновник он! – не сдавалась упрямая фру Астрид.
– Она сказала, что ее научил Рерик конунг, но нет доказательств, что она говорит правду. С тем же успехом это мог быть… кто-то другой.
Гейр ярл не хотел обвинять Харальда, да и не был уверен, что в смерти королевы виноват кто-то из двух братьев. Но кого назвать виновником, не знал.
– Этого хотел Хрёрек конунг, – упрямо повторила Ингебьёрг.
Она уже убедилась, что не зря пожертвовала собой и созналась, что принесла яд. Оба брата с превеликой охотой подхватили брошенный им мяч и чуть не разорвали друг друга прямо на глазах у дружины и датчан! Мир между ними уже невозможен, кто бы из них ни победил – он останется один. Даже если им удастся помириться, недоверие уже не истребить.
– А я говорю, что я этого не делал и придумать такого не мог! – жестко и досадливо бросил Рерик. Ему казалось унизительным оправдываться, да еще и перед женщиной. – И будет очень странно, если мой родной брат и дружина, с которой мы вместе проливали кровь, поверит какой-то девке, а не мне!
– Хорошо! – Ингебьёрг улыбнулась. – Если тебе не нравится это обвинение, Хрёрек конунг, ты ведь всегда можешь от него очиститься. На это существует божий суд.
– Вот именно! – крикнул Рерик. – Существует божий суд! Но драться я с тобой не собираюсь, и никакого другого противника взамен тебя не приму, поэтому будь добра, если ты так в себе уверена, понеси каленое железо!
– Я? – Ингебьёрг в выразительном недоумении подняла брови. – Почему – я? Я обвиняю, ты оправдываешься. Очиститься от обвинения должен тот, кого обвиняют. Неужели я, женщина, лучше знаю законы и обычаи, чем ты, мужчина и сын конунга? Когда служанка обвинила Гудрун в измене мужу, Гудрун доставала драгоценные камни из кипящего котла!
[7]
– Нечего рассказывать мне саги, сейчас не йоль! Если тебя послушать, то любой человек может кого угодно обвинить в чем угодно – страдать ведь не ему! – и тогда божий суд творили бы каждый день и из-за любой малости! Нет, липа запястий
[8]
, если тебе так хочется сделать меня преступником и убийцей, то иди на божий суд сама и сама доставай драгоценные камни из кипящего котла. Вы, кажется, забыли, люди, что она сама принесла яд и положила его в кубок невинной женщины! И от этого она даже не отказывается, она сама созналась! И вы все верите такой женщине? Это не женщина, это ядовитая змея, гадюка, с которой не надо разговаривать, ей надо наступить на голову, чтобы больше не жалила!
– Понятно, тебе хочется, чтобы она замолчала! – сказал Асгрим хёвдинг. Во все это время в нем была заметна скорее гордость за дочь, чем тревога за нее. – Но людям нужно знать правду. Иначе в Хейдабьюре никогда не будет мира.
– Если отвечает тот, кого обвиняют, то я обвиняю эту женщину в том, что она лжет! – бросил в ответ Рерик. – И пусть теперь она сама доказывает, что говорила правду! Кто роет другому яму, попадет в нее сам, вот пусть она сама и выбирается из ямы! А меня она не заставит плясать под ее дудку, и я не собираюсь калечиться из-за ее лживого змеиного языка!
– Похоже, что божий суд придется проходить им обоим, и йомфру Ингебьёрг, и Хрёреку конунгу, – сказал Торхалль хёвдинг. – Это неприятно, но мы должны знать правду. Кстати, когда Гудрун опровергла обвинение, то же самое пришлось проделывать служанке, которая ее обвиняла.
– И ее утопили в болоте! – мстительно добавил Орм.
– Я ничего такого делать не буду! – отрезал Рерик. – Я не обязан ни перед кем оправдываться! Тем более перед вами! Если вы все, – он обвел враждебным взглядом датчан, – еще сидите здесь, такие гордые, вместо того чтобы ждать покупателя на рабском рынке с веревкой на шее, то только благодаря моему милосердию. А вы так себя ведете, как будто это вы взяли нас в плен! Смотрите, я ведь могу перестать быть таким добрым, если вы слишком забудетесь!
Ему никто не ответил, Харальд тоже промолчал. Он немного опомнился и не решался продолжать ссору с братом, своим первым и важнейшим союзником, находясь в захваченном, но еще не замиренном городе. Но и встать на сторону брата в споре с Ингебьёрг он тоже не решался. Он и раньше подозревал в Рерике опасного соперника, а теперь убедился, что так оно и есть. Датчане, в свою очередь, не слишком испугались этой угрозы. Ссора между сыновьями Хальвдана произошла у них на глазах, и теперь они знали, что между врагами Хейдабьюра вбит клин, значительно их ослабивший.