Приговор - читать онлайн книгу. Автор: Кага Отохико cтр.№ 34

Такэо вспомнил, как несколько дней назад его вызвали к начальнику тюрьмы. Пока он страдал и конфузился, стараясь сидеть прямо в непривычно мягких диванных подушках, начальник вдруг заговорил о его записках. На столе были аккуратно разложены последние номера «Мечтаний», переложенные многочисленными закладками совсем как свидетельские показания в суде.

— Тут твои записки в журнале. Знаешь, я читаю все номера, не пропускаю ни одного. Здорово пишешь! Старайся и дальше так держать.

— Слушаюсь!

— Ты ведь, кажется, католик?

— Да.

— А когда принял крещение?

— Лет четырнадцать назад.

— То есть тебя уже судили?

— Да, было первое слушание.

— Ах да, ты ведь об этом писал. Был какой-то француз…

— Патер Шом.

— Точно! Кажется, он уже скончался?

— Да, — кивнул Такэо, пытаясь по лицу начальника прочесть, насколько он осведомлён во всём, что касается патера Шома.

На вид начальник был предпенсионного возраста, но выглядел моложе — в густых волосах не было ни одного седого волоса. Его острый взгляд, взгляд человека, долгое время трудившегося на исправительной ниве, легко отразил взгляд Такэо.

— Патер Шом в католическом мире фигура заметная. Кажется, он часто заходил к тебе и вёл душеспасительные беседы?

— Да, меня познакомил с ним Намики-сэнсэй.

— А, Хироси Намики, президент Исправительной ассоциации.

— Да, тогда он был адвокатом и как раз вёл моё дело.

— Ну и ну, с какими важными персонами ты, оказывается, знаешься…

Начальник, изображая крайнее удивление, скривил рот и выпучил глаза. Впрочем, эту гримасу можно было истолковать и как презрение — мол, твоё дело не стоило всей поднятой вокруг него шумихи. И в самом деле, уже в следующий миг лицо начальника приобрело неожиданно строгое выражение.

— Кстати, ты тут в прошлом номере написал о самоубийцах. Что после того как кто-то из заключённых попытался покончить с собой, окна забрали металлическими сетками, и теперь невозможно дотянуться до решёток. Мне бы не хотелось, чтобы разглашались подобные секреты нашей внутренней жизни. Люди же всё готовы истолковать превратно, у них может создаться представление, что в нашем исправительном заведении заключённые без конца кончают с собой. Впредь будь внимательнее. Да, кстати, раз уж мы заговорили об этом, позволю себе заметить, что в твоих записках иногда встречаются весьма неосторожные фразы. Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, какие именно, ведь ты у нас старожил, наверное, кое-что проскакивает именно потому, что ты здесь давно, ко всему присмотрелся и на многое просто не обращаешь внимания, так вот я тебе ещё раз напоминаю — не стоит писать так подробно о здешней жизни. Ни о местных инцидентах, ни о том, что кто-то недоволен надзирателем, ни о ссорах между заключёнными, ни о тех, кого должны казнить. Ясно?

— Слушаюсь.

Такэо покорно опустил голову, не сказав ни слова в своё оправдание.

Закончив отчитывать его, начальник снова заулыбался и передал Такэо начальнику воспитательной службы, а после того как они побеседовали, подмигнул начальнику службы безопасности, и Такэо отвели обратно в камеру.

— У нас все просто зачитываются вашими записками: там так много поучительного. По-моему, в Японии до сих пор ещё не публиковалось ничего подобного, я имею в виду такого подробного описания здешней жизни? Ведь даже до нас — я имею в виду до тех, кому наше общество даёт возможность общаться с находящимися здесь — не всегда доходит, как это ужасно, я хочу сказать, не всякий решится об этом написать, да к тому же далеко не всем даётся проза, таланта не хватает, большинство предпочитает стихи, всякие там танка да хайку, которые уже надоели, а из «Мечтаний» можно узнать много разных подробностей, и я так вам благодарна. (Не за это ли я и получил нагоняй от начальника тюрьмы? И это при том, что многое я приукрасил, а о многом умолчал. Не стал писать, к примеру, о произволе надзирателей, о том, с каким презрением приговорённые к исправительным работам относятся к приговорённым к смертной казни, о конфликтах и противостоянии между заключёнными, постоянной брани, однополой любви, ночных кошмарах, постоянном желании покончить с собой. Интересно, что бы сказала эта госпожа Касуми, если бы я описал всё как есть?) В позапрошлом номере, кажется, вы писали о воробьях, ах, какая прелесть! Что воробьи делятся на две группы, так интересно! К одной принадлежат те, которые всё время между собой дерутся, а ко второй, — как там у вас? — ах, да, вспомнила, ко второй относятся родители и дети, очень тихие… У нас, живущих за этой стеной, редко бывает возможность как следует присмотреться к воробьям… Да, это было очень интересно. И ещё о мышах… Вот удивительно! Никогда не думала, что в таком здании могут быть мыши! Ой, ничего, что я обо всём этом говорю?

Госпожа Касуми вдруг остановилась, перевела дух и обеспокоенно взглянула на Такэо. Тот вопросительно посмотрел на старшего надзирателя Вакабаяси, который сидел рядом и записывал их беседу. Надзиратель великодушно прикрыл глаза. Это был добродушный человек лет пятидесяти, он часто присутствовал при свиданиях Такэо. Некоторые надзиратели имеют обыкновение прерывать беседу раздражёнными репликами, но Вакабаяси был человеком мягким и никогда не мешал разговаривать, да и в отчёте указывал только самое общее.

— Нет, ничего, пожалуйста, — ответил Такэо и натянуто улыбнулся.

Поскольку беседа была односторонней — ведь всё время говорила одна она, — у него возникло ощущение, что он слушает радио. Очевидно, госпожа Касуми это заметила, во всяком случае, на её лице появилась такая же натянутая улыбка.

— Ох, простите, надо мной всегда все смеются: я если увлекусь, то могу говорить до бесконечности. Мне просто хотелось сказать всё как можно быстрее, пока я не забыла, что хотела сказать. Мне говорили, что свидание всего полчаса, да? Я обычно занимаюсь всякими канцелярскими делами и чаще сижу в конторе, сюда ходят по очереди члены общества, поэтому я здесь всего четвёртый раз и ещё не привыкла… К тому же в прошлый раз я была здесь несколько лет назад, я приходила к такому пожилому человеку, совершенно лысому. Его звали как-то Тамэ… не помню как дальше.

— Наверное, Тамэдзиро Фунамото?

— Да, точно он. Значит, вы его знаете. — Госпожа Касуми вдруг оживилась и даже немного покраснела. — Этот Тамэдзиро Фунамото прислал в общество письмо, ну, что он безвинно осуждён и приговорён к смертной казни, и не может ли наше общество помочь ему. Я так растерялась. Ведь мы в нашем обществе ничего не понимаем в судебных делах или в юриспруденции, мы просто стараемся утешать тех, кто осуждён, стараемся хоть как-то облегчить их жизнь: члены общества платят членские взносы, и мы покупаем на них передачи, переписываемся с заключёнными, помогаем тем, кто имеет талант, с изданием сборников танка или хайку — вот и всё, что мы можем, и просить нас разобраться, мол, меня осудили неправильно, это вовсе не по адресу. Ну, я так ему и ответила, а он новое письмо — мол, непременно хочу ещё раз с вами увидеться. Мне это, конечно, не понравилось, сами понимаете, но я всё-таки пришла, и этот Тамэдзиро Фунамото — а он ведь весельчак, забавный такой, любит поболтать, вы уж извините, полная вам противоположность, — так вот, настроение у него было хорошее, и он нёс всякий вздор, сразу не поймёшь, то ли врёт, то ли правду говорит, на третий раз я просто уж не знала, что и делать, и решила больше не приходить… А что его уже?..