Приговор - читать онлайн книгу. Автор: Кага Отохико cтр.№ 276

— А знаешь, как я это определяю? По цвету кожи. — Парикмахер явно возгордился. — У тебя кожа мучнисто-белая. Значит, на солнышке редко бываешь. Дефицит солнечного света. Со временем этот дефицит накапливается и лицо приобретает тюремный оттенок.

— Вот оно, значит, как…

— Ну и сколько дали на первой инстанции?

Такэо снова ощутил устремлённые на него взгляды. И чётко ответил:

— Пятнадцать.

— Круто! — Юноша взглянул на него с уважением. — Максимальный срок. Наверняка громкое дело!

— Ой! — Такэо решил перевести всё в шутку. — Раз уж на то пошло, ты не мог бы стричь поаккуратнее? Всё-таки имеешь дело с важной персоной, — язвительно добавил он.

— Конечно, конечно, простите… — Юноша почтительно склонил голову.

— Ты сам-то из какой группировки?

— Да какая там группировка, всё ещё впереди, пока я просто мелкая шестёрка.

— Но ведь у тебя уже есть значок?

— Ну…

— Сколько лет?

— Три.

— А ранили небось в драке? — немного свысока сказал Такэо и закрыл глаза. Приглушённые перешёптывания, монотонное щёлканье ножниц… Вдруг над его сознанием словно приподнялся уголок занавеса, и в памяти всплыла давно забытая сцена. Он впервые в жизни пришёл в парикмахерскую и, испугавшись блестящих ножниц, разложенных на высоком столике, разревелся. Он рыдал и никак не мог остановиться, в конце концов старичок-парикмахер рассердился и сказал: «Послушай-ка, малец, если ты сейчас же не прекратишь реветь, я — чик-чик — отрежу тебе пипиську». Он тут же перестал плакать и с ужасом уставился на надвигавшиеся на него огромные, длинные ножницы. Старик грубыми движениями подстриг его и снова стал браниться: «Ну и какого чёрта твоя мамаша с тобой не пришла?» Ему тогда было три или четыре года. Кто привёл его в эту парикмахерскую, где она находилась? Когда он учился в начальной школе, то ходил в парикмахерскую на улице Нукибэнтэн, ту, что рядом с аптекой (именно туда, уже будучи учеником средней школы, он пришёл за хлороформом, когда задумал покончить с собой). Может, там это и было. Воспоминание об этой парикмахерской было единственным хоть и тускло, но светящимся пятнышком в непроглядной тьме его раннего детства. Сколько он ни пытался, никак не мог вспомнить ничего, связанного с матерью и братьями. Достаточно последовательные воспоминания сохранились лишь с того времени, когда он пошёл в детский сад. Детский сад находился на холме, отделённом впадиной от холма Тэндзин. Он не помнил, чтобы его водила туда мать. Он всегда шёл один, неся в руке корзинку с завтраком. Спускался вниз по склону, шёл мимо прилепившихся к холму домиков, мимо лавки тофу на углу, мимо длинного, поделённого на отдельные секции барака, из которого доносились звуки сямисэна вперемешку с шипеньем и бульканьем готовящейся еды, сворачивал в кривой переулок и выходил в бедный квартал, где жил Мацукава, его приятель по начальной школе… Он вообще почти всё делал один: с братьями у него была слишком большая разница в возрасте, мать с утра уходила на работу и целыми днями отсутствовала, друзьями он по причине своей необщительности тоже не обзавёлся. Ему вдруг до боли остро вспомнилось то ощущение, которое он испытывал, когда в одиночестве бродил по улицам, в памяти стали всплывать разные сцены, навевая ностальгические чувства… Он почувствовал стеснение в груди и открыл глаза.

Надзиратель Нихэй вышел в коридор, и все вздохнули свободнее. Спинка кресла, в котором сидел Такэо, была откинута назад, парикмахер уже перешёл к бритью. Шрам на его щеке оказался прямо перед глазами, и можно было разглядеть два тонких рубца, очевидно от удара ножом.

— Это тебя в драке так? — участливо спросил Такэо.

— Да, — ответил юноша. Бритвой он работал довольно ловко, совсем не то, что ножницами. — Это меня кинжалом. На животе тоже большой шрам. Зато могу похвастаться тем, что на спине нет ни одного.

Такэо неожиданно рыгнул, очевидно, сказалось изменение положения тела. Запахло суси. Он съел слишком много, и теперь в желудке стоял тяжёлый ком. Трещины на потолке напоминали карту Европы, особенно чётко выделялся сапог Италии. Жаль, что не удалось съездить в Европу. Если бы удалось, он бы обязательно зашёл в Пастеровский институт, где работал отец. Эцуко Тамаоки говорит, что была в Европе с группой из своего университета. В последние годы даже студенты стали запросто ездить за границу. В его время это было совершенно немыслимо — только что закончилась война и японцы жили на своих островах, как в тюрьме. Теперь вообще стало обычным многое из того, о чём раньше можно было только мечтать. Тогдашние студенты жили бедно. Кого ни возьми — Кикуно Иинума, Мино Мияваки, Цунэ Цукамото… Эцуко куда обеспеченнее, да и живётся ей привольнее. Интересно, какое впечатление он произвёл на неё? Перед глазами возникла её фигурка. Белый мохеровый свитер, джинсы с цветочным узором, золотистое ожерелье на шее… Под правым глазом маленькая родинка и ещё одна — на левой щеке. Ясные, распахнутые, как окна, глаза словно всё время смеются, их не затуманило облачко грусти даже тогда, когда она поведала ему историю своего неудавшегося самоубийства в ванной комнате. А перед ней сидел средних лет заключённый. Он боязливо поглядывал на конвоира и волновался в присутствии девчонки-студентки, которая моложе его на целых двадцать лет…

— Ну-ка, прикроем рот, — сказал парикмахер.

Бритва заскользила под нижней губой. У него вдруг возникла шальная мысль — а что если вырвать у него эту бритву и перерезать себе вену на шее? А когда жаркой струёй хлынет кровь, закричать: «Я люблю Эцуко!» Разве не лучше умереть с именем Эцуко на устах, чем принять позорную смерть на виселице? Ни мук ожидания, ни страха, который наверняка овладеет им на месте казни. Жажда жизни? Но она давно уже его покинула. Даже если бы впереди было ещё лет двадцать — какой смысл в такой жизни? Самое лучшее и самое простое — умереть прямо сейчас. Такэо поднял руку. Вот сейчас он схватит бритву… Юноша отскочил в сторону.

— Вы что, опасно ведь. Напугали меня!

— Прости. Что-то нос зачесался. — И Такэо пальцем потёр нос.

Парикмахер продолжил брить. Он ни на минуту не усомнился в Такэо. Не стоит доставлять ему неприятности. Я едва не сделал ещё один неверный шаг. Первый я сделал тогда, когда убил человека, которого нельзя было убивать. Больше я не имею права ошибаться.

— Послушай-ка, — спокойно спросил он, — у меня есть седые волосы?

— Нет, ни одного. Господин ещё молод.

— Какой я тебе господин? Неужели так уж и ни одного? Значит, всё ещё впереди.

— Это точно. И бабам вы ещё долго будете нравиться. Что такое пятнадцать лет! Пролетят как одно мгновенье. А уж если скостят две трети за примерное поведение, то вообще оглянуться не успеете. Вы, как человек благородный, должны произвести хорошее впечатление на членов комиссии по досрочному освобождению.

— Ну, если пять лет, то это, конечно, всего ничего.

— А то? Ерунда!

Закончив брить, парикмахер стал влажным полотенцем снимать остатки мыльной пены. В этой парикмахерской не принято было мыть голову и покрывать её составом для укладки волос. Просто смачивали волосы водой, расчёсывали — и готово. Такэо поднялся, и тут же на его место сел следующий.