Приговор - читать онлайн книгу. Автор: Кага Отохико cтр.№ 126

— Что, у меня что-то к руке пристало? — спросил Намикава.

— Нет, ничего. — Смутившись, он отвёл взгляд. Не надо было рассматривать его так внимательно, как бы оценивая, так рассматривают обычно домашний скот, прежде чем забить. — Извините, я просто задумался, думал о той даме, о которой давеча вам говорил, ну о той, с косметическим салоном.

— Да, достаётся вам. Кстати, относительно нашего сегодняшнего дела, вы говорили, что ваш клиент служит в министерстве иностранных дел, позвольте узнать, какой именно пост он там занимает?

— К сожалению, все бумаги по этому делу находятся там, где мы с вами договорились встретиться. Извините, я отойду позвонить, а то там было занято, — сказал он, взглянув на часы. Двенадцать часов двадцать две минуты. Сняв трубку, он набрал номер «Траумерай».

— Это я. Как дела?

— Ещё не закончил. Но, судя по всему, уже скоро.

— Значит, кое-что осталось? Да, мне тоже трудно выкроить время. Хорошо, давайте так… — Тут официант куда-то отошёл, и удостоверившись, что рядом никого нет, он сказал: — Когда он закончит, сразу же позвони сюда и спроси, нет ли тут женщины по фамилии Омати. Как ты понимаешь, такой здесь нет, но это будет сигналом.

Вернувшись на место, он почесал в затылке. Кончики пальцев стали влажными от пота.

— Хорошенькое дело! Сосед говорит, что, если ему заплатят двести тысяч, он не будет подавать в суд. Но моя клиентка против. Я ей говорю, что в конечном счёте она выгадает, если отдаст двести тысяч и начнёт строительство, но она говорит, что нечего идти на поводу у этого мерзавца, тем более что его претензии с самого начала необоснованны. Она, конечно, права, и всё же…

— Да, подобные тяжбы… Хуже не придумаешь.

— Это точно. С юридической точки зрения она, конечно, права, но если будет вынесено решение о консервации строительства на спорном участке, ничего хорошего её не ждёт: строительные работы придётся приостановить, специально нанятым плотникам и штукатурам отказать… — Он говорил быстро, не давая Намикаве возможности его прервать.

В кафе было весьма оживлённо: одни посетители входили, другие выходили, постоянно крутились мелодии фильма «Огни рампы», мимо их столика то и дело проходили официантки, но он напряжённо прислушивался, не звонит ли телефон. И телефон зазвонил. Официант, окинув взглядом зал, спросил: «Нет ли здесь госпожи Омати?»

— Простите, боюсь, я утомил вас своими делами, пойдёмте же… — сказал он, почтительно склонив голову.

Поднявшись первым, он быстро пошёл вперёд, нарочно выбирая самые людные места и проталкиваясь сквозь толпу. Таким образом ему удалось избежать разговоров. Намикава со своим толстым портфелем всё время отставал, приходилось останавливаться и ждать его. Наступило обеденное время, и народу на улицах прибыло, что было ему на руку. Когда они миновали здание банка и завернули за угол, солнце стояло совсем уже высоко, раскалённая мостовая искрилась, асфальт плавился и сгустками крови лип к ботинкам. Эта мостовая продолжала плыть перед его глазами и тогда, когда они поднимались по лестнице, прорываясь сквозь окутывающую её тьму.

— Прошу. — Открыв дверь, он пропустил Намикаву вперёд и тут же задвинул засов — в баре гремела какая-то народная песня, и его спутник ничего не заметил. Они прошли в намеченную кабинку и сели друг против друга. Возрождённое радио оглушительно вопило.

— Эй, принеси-ка чего-нибудь холодненького, — приказал он Фукуде и, проверив, закрыто ли окно, попросил убавить звук приёмника.

Подошёл Фукуда, изображая из себя официанта, и он заказал лимонад.

— Итак… — Мельком взглянув на часы, Намикава бережно положил портфель на стоящий рядом стул и подавшись вперёд, стал с интересом разглядывать потолок и площадку для оркестра. Свет из окна упал на его зачёсанные назад волосы, лицо посерьёзнело, выражая внутреннюю готовность приступить к делу, большие глаза заблестели. Рядом со столь образцовым служащим солидной компании он сразу же стал казаться себе дешёвым манекеном, ряженым. «Немного терпения, — сказал он себе, пытаясь восстановить утраченную уверенность, — и я прочищу мозги этому типчику. Ишь, всего десятью годами старше, а строит из себя невесть что — ах, какой я профессионал, как предан интересам фирмы… Ничего, сейчас я собью с тебя спесь». У него вдруг пересохло в горле, он залпом осушил стакан, резко поднялся, зашёл за спину Намикавы и только хотел вынуть из кармана провод, как тот обернулся. Извинившись, он прошёл в уборную, достал купленный в Асакусе провод, сложил его вдвое, быстро вышел из уборной, подошёл к сидящему мужчине сзади, взмахнул проводом, словно скакалкой, набросил ему на шею и изо всей силы стянул. Его тут же охватило ощущение нереальности происходящего, будто он вступил в мир ночных кошмаров. «Всё это мне снится, — подумал он, — а во сне может произойти всё, что угодно, даже самое неожиданное, самое невероятное…» Сидящий мужчина попытался ухватить его за руки, но ему это не удалось, и он откинулся назад, изогнувшись всем телом. Глаза яйцами выкатились из орбит, на лбу, как черви, шевелились набухшие вены. Неожиданно откуда-то возник Фукуда и стал колотить мужчину палкой. Это была просто сломанная ножка стула, но почему-то она показалось ему специально приготовленным оружием. Фукуда несколько раз ударил мужчину этой палкой в грудь, в живот, и тот бессильно повис на стуле. Пытаясь уклониться от палки, он ослабил хватку, и Фукуда тут же нанёс мужчине ещё несколько ударов по голове и лицу. «Готов», — сказал один. «Пожалуй», — отозвался другой. На него вдруг навалилась чудовищная усталость: он едва держался на ногах, кожа на всём теле болела, будто его весь вечер истязали, стегая плетью. Да, убивать человека — тяжкий труд, даже если у тебя есть помощник. И тут Фукуда издал дикий вопль. Убитый мужчина, приподнявшись, пристально смотрел на них, по лицу его пробегала мелкая дрожь. Волосы нависали ему на глаза, из разбитого носа струйкой стекала кровь — точь-в-точь мстительный дух Сакуры Сого на гравюре Тоёкуни. [16] Стараясь не глядеть на него, Фукуда снова ударил, во все стороны брызнула кровь, а в воздухе повис какой-то сладковато-прогорклый запах. Он снова стянул провод, но тот порвался, и он застыл, тупо глядя перед собой. Фукуда извлёк откуда-то и сунул ему другой провод, он накинул его на шею мужчины и снова стал душить. Тем временем Фукуда, не останавливаясь, бил палкой, так что в конце концов она сломалась и отлетела в сторону.

Он отпустил провод только тогда, когда услышал голос Фукуды: «Да ладно, хватит с него». Если бы Фукуда молчал, он наверняка так до бесконечности и продолжал бы затягивать петлю на шее мужчины. Слишком сильно было в нём сознание собственной никчёмности, неверие в свои силы. Сначала он не верил, что может убить, потом не мог поверить, что убил. Но придя в себя, словно очнулся от долгого сна и мгновенно оценил то, что предстало его взору. Мужчина лежал на спине, словно вымазанная красной краской кукла. Удостоверившись, что его руки похолодели и сердце уже не бьётся, он сказал: «Мёртв. Теперь надо его спрятать». Фукуда сходил на третий этаж, притащил из оркестровой два одеяла, и они начали заворачивать труп. Чтобы мужчина снова случайно не ожил, он обмотал шею трупа проводом и, изо всех сил стянув концы, завязал. После этого они с энтузиазмом принялись за дело, и скоро свёрток, туго перетянутый проводом, был готов. Они решили спрятать его в потолке над площадкой для оркестра. Попотеть им пришлось изрядно: сначала Фукуда, забравшись на стремянку, отогнул сантиметровый пластиковый лист потолка и влез в образовавшееся отверстие, потом уже он со свёртком на спине стал шаг за шагом взбираться на стремянку. Свёрток был очень тяжёлым, а стремянка — непрочной, к тому же при каждом движении Фукуды с потолка сыпалась пыль, и невозможно было держать глаза открытыми, когда же свёрток удалось кое-как пропихнуть внутрь, оказалось, что Фукуда не может вылезти, пришлось снова вытаскивать свёрток и начинать всё сначала. Потом они приступили к уборке. И кожаный диван, и пол были залиты кровью, впечатление было такое, будто перевернули наполненный кровью таз. Воду в ведре меняли много раз, но она всё равно тут же становилась красной. Впрочем, Фукуда прекрасно справлялся с этой работой: он ловко орудовал тряпками и шваброй, так что в конце концов нигде не осталось ни одного кровавого пятна. «Эй, смотри-ка!» — воскликнул вдруг Фукуда, протягивая на ладони часы. Это были швейцарские часы арки «Пелта», вне всяких сомнений принадлежавшие мужчине, тут же они заметили и лежавший на стойке чёрный портфель. Хотя ради этого портфеля, собственно, всё и затевалось, он почему-то совершенно о нём забыл, и теперь, скрывая смущение под напускной невозмутимостью, открыл портфель и стал деловито проверять содержимое — четыре пачки тысячейеновых банкнот, каждая перевязана бумажной лентой с банковской печатью. «Это тоже нельзя оставлять», — сказал Фукуда, и, собрав окровавленные куски палки, легко поднялся на стремянку и закинул их в отверстие в потолке. «Ладно, теперь надо умыться и переодеться. Ну и видок у тебя!» Он пошёл в уборную и там в зеркале увидел своё лицо. Покрытое кровью, потом и пылью, оно было ужасно, точь-в-точь как у трупа. Он вдруг заметил, что на нём нет очков, но Фукуда сказал, что подобрал их и положил на стойку. Вроде бы он всё время сохранял присутствие духа и способность здраво мыслить, но, пожалуй, Фукуда проявил ещё большую выдержку, во всяком случае, был куда внимательнее к мелочам. Умыв лицо и кое-как приведя себя в порядок, он ощутил невыносимую жажду и стал жадно пить воду прямо из крана. Пил, пил, но утолить жажду не мог. «Перестань, желудок испортишь!» — сказал Фукуда, эти слова вдруг показались ему ужасно смешными, он расхохотался и никак не мог остановиться, просто надрывался от смеха, в конце концов заразил Фукуду, и тот тоже начал хохотать. Они хохотали до колик. Почему ему было так смешно? Наверное, потому, что забота Фукуды о состоянии его желудка показалась ему совершенно нелепой в данной ситуации: ведь он только что свершил то, о чём давно мечтал, — загубил свою жизнь. А может, ещё и потому, что, выполняя эту свою «работу», они действовали крайне сосредоточенно, точно по плану, проявляя прилежание, совершенно несвойственное им в их обычной безалаберной и праздной жизни. Возможно также, что этот смех был проявлением внезапно возникшего чувства близости, ведь теперь их объединяла общая тайна. Никогда до сих пор он не видел, чтобы Фукуда так хохотал — широко разевая рот, так, что видны были жёлтые от никотина зубы. Это само по себе было настолько забавно, что он смеялся всё пуще и никак не мог остановиться. Его одежда была испачкана, поэтому он одолжил рубашку и брюки у Фукуды, но брюки оказались настолько коротки, что пришлось замыть кровь на своих и натянуть их ещё мокрыми. На этом можно было считать первый этап работы завершённым, оба трудились самозабвенно, не покладая рук.