Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Лансинг cтр.№ 36

Но это был не далекий айсберг и не мираж. Судя по данным Британской антарктической лоции, они увидели один из крошечных островков Опасности [29] , чья отвесная плоская вершина возвышалась над водой. Они находились ровно в сорока двух милях от этого клочка суши, а в двадцати милях за ним было место, к которому они так стремились, — остров Паулет.

Какое-то время люди стояли и смотрели на землю, пока густой туман не скрыл от них это зрелище. После полудня погода улучшилась, небо прояснилось, и взорам всех открылся прекрасный вид: островки Опасности и дальше за ними черные горы, чьи вершины устремлялись в низкие облака. Уорсли определил, что самой высокой была гора Перси на острове Жуанвиль у самого края Антарктического полуострова.

Этот остров находился в пятидесяти семи милях почти прямо на запад от них, прямо направо по направлению их движения. «Если льды разойдутся, мы сможем там быть уже через день», — писал Херли.

Но никто не верил, что они разойдутся. Скорее, наоборот. Вокруг было около семидесяти айсбергов, многие из которых застряли на мели, и, казалось, что из-за них льды не могут ни раскрыться, ни двинуться на север. Если спустить шлюпки, то, скорее всего, они разобьются в считаные минуты. Более того, нельзя было думать и о том, чтобы проехать по льдам. Сейчас паковый лед представлял собой плотную массу разбитых кусков и был еще коварнее, чем три месяца назад, когда они за пять дней прошли всего девять миль — невероятно трудный и опасный путь из Океанского лагеря. Поэтому земля в поле зрения оставалась лишь еще одним напоминанием об их беспомощности.

Гринстрит отреагировал в свойственной ему циничной манере: «Приятно думать, что в мире есть что-то еще, кроме снега и льда; но я не вижу никаких причин для восторга, потому что это не приближает нас к спасению. Я бы больше обрадовался стаду тюленей, поскольку это значило бы, что у нас появится еда и топливо».

Но, как бы обидно им ни было, большинство членов команды радовались, видя землю, хотя бы потому, что, как сказал Джеймс, «прошло уже почти шестнадцать месяцев —??! — с тех пор, как мы последний раз видели черные скалы». Больше всех радовался Маклин, поскольку Шеклтон, по всей видимости, забыл о своем решении убить его собак.

«Пожалуйста, Господи, — писал Шеклтон тем вечером, — дай нам поскорее оказаться на берегу». Но льдина неумолимо дрейфовала в другую сторону — их продолжало уносить к самому краю Антарктического полуострова. Сейчас высадиться на землю было невозможно. Они почти миновали сушу, на которой могли оказаться.

Теперь между ними, открытым морем и мысом Горн бурлил ужасный пролив Дрейка — самая беспокойная часть океана на земном шаре.

В светлый солнечный день 24 марта вершины острова Жуанвиль четко просматривались на фоне неба. Джеймс, видя перед собой плотные непроходимые льды, едва сдерживался: «Невыносимо думать, что небольшое разводье в двадцать футов шириной могло бы вывести нас отсюда за пару дней, но льды плотные, как никогда, — и это становится невозможным. В палатках теперь очень тихо, мы почти не разговариваем. Везде царит атмосфера ожидания, все озабочены только этой мыслью».

Нервы людей напряглись до предела, когда днем по их льдине прошли две трещины, всего в девяноста футах от лодок. К счастью, они не раскрылись. На следующее утро, сразу после рассвета, с юго-запада внезапно поднялась буря. Но продлилась она лишь до середины дня, а затем ветер резко утих, и небо прояснилось. Закат потрясал воображение огненными оттенками громадных облаков, проплывавших мимо солнца. Все предвещало бурю. Сзади снова показался остров Жуанвиль, но на этот раз он находился вдалеке, и его было плохо видно.

Жгучий мороз, который принесла с собой буря, пришедшая с юга, доводил измученных людей до изнеможения. Казалось, что тепла их тел не хватает даже для того, чтобы согреть свои спальные мешки.

Запасов жира оставалось меньше чем на неделю, поэтому 26 марта люди лишились своих пяти унций тюленьего мяса на завтрак. Вместо этого пришлось довольствоваться половиной фунта холодного собачьего пеммикана и половиной порции порошкового молока; в особенно холодные дни к этому добавляли несколько кусочков сахара. На обед давали одну булочку с тремя кусочками сахара, а ужин состоял из единственного так называемого горячего блюда за весь день — похлебки из тюленя или пингвина, «варившейся так мало, насколько было возможно». Воду никогда не давали. Если кому-то хотелось пить, он набирал снег в маленькую баночку, обычно из-под табака, и прижимал к своему телу, чтобы растопить, или спал с ней в спальном мешке. Но доверху заполнив такую банку снегом, человек получал всего лишь одну или две столовые ложки воды.

Двадцать шестого числа до Шеклтона дошли слухи, что несколько человек унесли с общего склада несколько кусков жира и мяса пингвинов и пытались их съесть, замороженными и сырыми. Шеклтон тут же приказал, чтобы все оставшиеся припасы теперь хранились прямо возле его палатки.

К тому же Маклину приказали достать из кучи «мясных» отходов, которыми кормили собак, все, что еще можно было съесть. Маклин разбирал ее, откладывая в сторону все, «кроме того, что слишком сильно пахло, чтобы есть». Получилась кучка кусков плоти весьма отталкивающего вида, и Маклин отметил: «…к сожалению, если мы не поймаем больше ни одного тюленя, нам придется есть все это сырым».

Казалось, что собак тоже скоро придется съесть. Но их пока не трогали в расчете на то, что появится хоть малейший шанс доехать до Океанского лагеря за оставшимися там припасами. Забери они продовольствие из лагеря или пойми, что этого сделать нельзя, собак тут же пристрелили бы и съели.

«Я бы не раздумывая съел приготовленную собаку, — писал Маклин, — но совсем не хочу есть ее сырой».

Несколько человек день за днем уговаривали Шеклтона рискнуть и в последний раз съездить в Океанский лагерь, который сейчас находился в семи милях от них и уже почти пропал из виду. Там оставалось еще около шестисот или семисот фунтов собачьего пеммикана и примерно шестьдесят фунтов муки. Но Шеклтон не мог взять на себя такую ответственность и послать каюров по опасному льду, несмотря на то что его не меньше других волновало отсутствие припасов. Вокруг постоянно раздавались звуки давления — паковые льды неумолимо прижимало к изгибу Антарктического полуострова. Этот шум эхом прокатывался по всему льду, и почти со всех сторон наблюдалось движение льдов. «Надеюсь, наша старая льдина не сломается, потому что поблизости не видно ни одной надежной ледяной плиты», — комментировал Гринстрит.

Многочисленные айсберги, находившиеся вблизи, ускоряли процесс разрушения льдов. Иногда одна из льдин мирно проплывала рядом с остальными и вдруг неожиданно резко вздымалась вверх, разламывая близлежащие массы, пробиваясь через все, что встречалось ей на пути, оставляя за собой след из перевернутых кверху и расколотых на куски плавучих льдин. И невозможно было предположить, какой курс возьмет дальше эта смертоносная сила.

Двадцать седьмого марта Уорсли записал в дневнике, что один из огромных айсбергов вдруг необъяснимым образом отдалился от них и ушел на северо-восток, а откуда-то «с севера появился еще один айсберг, оказавшись всего за четыре часа на расстоянии пяти миль от нашей плавучей льдины. Но, к счастью, он тут же взял курс на восток и миновал нас».