Головокружение - читать онлайн книгу. Автор: Франк Тилье cтр.№ 51

– Этот ребенок вполне мог быть моим. Однажды на нас с Франсуазой нашло… В общем, это случилось незадолго до отъезда в Сиула-Гранде. Но сомнения все же оставались, понимаешь?

– Ну, думаю, они быстро рассеялись.

– За все время беременности мы не пытались узнать больше, чем знали. Я был с ней, и нам было хорошо. Франсуаза нескоро вышла из траура, и этот ребенок стал нашим. Но… К двум годам Клэр стала сильно походить на Макса, прежде всего глазами. Я не был ее отцом, но должен был им стать.

Я ждал, что Мишель что-нибудь скажет, но он молчал.

– Я бросил все. «Внешний мир», скитальческую жизнь путешественника. Мы переехали из Амбрёна в Аннеси и строго соблюдали тайну, ничего не говоря Клэр. Пусть растет, не зная, что отец умер, что он водился с проститутками и бил свою жену. Макс был прекрасным скалолазом и замечательным другом на восхождениях, но скверным человеком. Он не заслуживал такой семьи. Он заслуживал…

Еще одна капля упала с потолка мне прямо в глаз, как слеза.

– Я любил Клэр и воспитал ее, как свою дочь. Она моя девочка! Я присутствовал при ее появлении на свет, кормил ее из бутылочки и повел в школу. Я рассказывал ей сказки, провожал в спортивный клуб и на вечеринки к друзьям. Но всякий раз, глядя на нее, я видел перед собой Макса. Я больше не мог… Даже сейчас, в пятьдесят лет, эта история не дает мне покоя. Мы с Франсуазой должны были сказать Клэр правду, когда ей исполнится двадцать лет. Выложить все сразу и больше к этому не возвращаться.

Наступила тишина, а потом между нами вспыхнуло пламя горелки. На маске Мишеля плясали причудливые тени, а глаза под ней казались черными и блестящими. Он, насколько мог, приблизил ко мне лицо и сказал:

– Он написал «Лжец». Это второе слово. Думаю, оно относится к чему-то другому, не к твоему ребенку. Еще одна тайна, связанная с Максом Беком?

Я снял перчатку и вытер щеки, по которым на этот раз бежали слезы.

– Ты единственный человек в мире, Мишель, кто об этом узнает. Я никому и никогда об этом не говорил. Ни матери, ни жене.

– Я что, должен считать это особой честью?

Я мог бы промолчать и умереть вместе со своей тайной. Все унести с собой. Но я обещал ему правду.

– Макс не сорвался в пропасть, как я всем рассказывал. Мы были в связке.

Тот беседочный узел, который Макс затянул в то утро у себя на поясе, мучил меня все эти девятнадцать лет. Я закрыл глаза.

– Я врал журналистам, полиции, страховщикам – всем. Там, где находились мы с Максом, на том карнизе, повисшем над пустотой, не было ни свидетелей, ни дознавателей. Соврать было проще простого.

– Но зачем? Врать-то зачем? Это как-то связано с третьим словом? «Убийца»? Ты его убил, чтобы завладеть его женщиной?

Слова дрожали у меня на губах. Я не знал, смогу ли договорить до конца.

– Мы только что связались веревкой. Я стоял перед пещеркой, которую мы вырыли из-за непогоды, и вдруг почувствовал, что веревка натянулась. Макс вскрикнул и исчез вместе с частью карниза. Меня протащило метра два, и я застрял, зацепившись за скальную гряду. Меня спасло только то, что я ехал по снегу ногами вперед. Они уперлись в небольшой уступ и меня удержали, поэтому я не улетел вслед за Максом. Я оказался в некоем подобии снежного сиденья, которое оползало вниз. Но по счастью, у меня была хорошая опора, и я держался. Было слышно, как Макс кричал: «Я сломал ногу! Я сломал себе ногу о скалу! Надо, чтобы ты меня вытащил, Жо! Ты ведь можешь меня поднять!» Голос его шел откуда-то далеко снизу. Я знал, что его ждет, если он отвяжется. Тридцать метров свободного падения, а потом трещина такой глубины, что оттуда его уже никто не спасет. Он болтался над пустотой, как отвес, и у него не было возможности подняться. Надежда была только на силу наших рук.

Память часто подводила меня, но этот миг я никогда не забывал. Каждый звук, каждую деталь, каждый скрип сине-красной веревки по снегу.

– Чтобы выбираться в подобных ситуациях, есть специальная техника. Это делается с помощью двух прусиков, то есть двух петель из репшнура. Обычно достаточно продеть запястье в петлю, обернуть репшнур вокруг веревки, завязав схватывающий узел, переместить узел вверх по веревке, а потом подтянуться. Затем то же самое проделать со второй петлей. Можно даже подняться на одной руке. Но это теоретически. А в нашей ситуации возникла проблема. Двадцатиметровая веревка висела в пустоте. Руки у нас были в ужасном состоянии, в гораздо худшем, чем сейчас. Мы почти не спали, изрядно вымотались, да к тому же Макс страдал от боли. Даже если бы ему удалось подняться, а у меня хватило сил его вытянуть наверх, что было бы дальше? Как бы он спускался со сломанной ногой?

Эта боль, так глубоко запрятанная и такая до странности реальная, жгла мне губы.

– Время тянулось бесконечно, прежде чем Макс сделал первое движение. Ему надо было вытащить репшнур из сумки со снаряжением и навязать узлы обмороженными руками. Поверь мне, в такой ситуации время тянется бесконечно. А я сидел на краю пропасти, и мне не было особенно больно, разве что рукам и ляжкам. Но пошевелиться я не мог. Я и сам был пойман в ловушку висевшим на мне телом Макса. Оставалось только ждать, что как-нибудь само все уладится. За эти минуты и часы в моем мозгу пронесся рой самых странных мыслей. И самая первая из них была: я жив и умирать не собираюсь. Макс может умереть, но не я. На худой конец…

Я безотчетно поднес руку к куртке:

– Есть один предмет, который любой альпинист в мире имеет при себе и днем и ночью.

– Нож…

– У меня был складной нож, маленький, но резал он великолепно. Я вынул его из кармана, зубами раскрыл лезвие и положил рядом. Он, как добрый приятель, придавал мне уверенности. В ушах у меня все время звучал смех Франсуазы, и мне становилось страшно. Перед глазами вертелось ее лицо… То она смеялась, то вдруг в следующую секунду я замечал, что она вся покрыта синяками и кровоподтеками… Странные были синяки… А еще в какие-то моменты нож вдруг принимался со мной разговаривать. Клянусь, он в самом деле разговаривал. Я не сошел с ума… Он со мной говорил… Такие галлюцинации бывают на большой высоте. Или в подземелье.

Я выдохся и больше не мог говорить. Все эти картины жгли мне мозг. Мишель буквально прилип ко мне.

– «Убийца». Этот ножик тебе поведал, что как раз самое время пустить его в ход? И расквитаться за удары ледорубом? А заодно и получить женщину, которую иначе ты никогда не получишь. Идеальное убийство…

Я не мог идти дальше, не мог вытащить наружу воспоминания, которые уже вызвал.

– Клянусь тебе, Мишель, я не убийца.

– Ты мне клянешься? Это не ты, а ножик? Да ты хоть знаешь, чего здесь стоит каждое твое слово? Мы с тобой на волосок от смерти, а ты не хочешь сказать правду?

– Это правда. Я не убийца.

Мишель медленно поднялся и протяжно вздохнул:

– Правда или нет, это дела не меняет. Я не вижу, каким образом то, что ты рассказал, может открыть замок.