Медный гусь - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Немец cтр.№ 28

В устье Ендырь имел ширину всего метров восемь. Струг вошел в реку, но как долго русло будет держать глубину, никто не знал. Через пять верст река потеряла в ширине еще четверть. Ендырь, таежная дремучая река, напоминал древнего насупившегося старика. Мохнатые брови-берега угрюмо нависали над щекой реки. Торчали коряги поваленных в воду деревьев, щетинился жесткий кустарник.

Рожин пробрался сквозь гребцов на корму, сел подле Мурзинцева.

— Анисимович, на струге пройдем еще от силы версту, — сказал толмач. — Вогулы на дощанике до самого Эмдера доберутся, у него посадка локоть всего. А вот струг ворам где-то тут бросить пришлось. Думаю я, что они его на берег выволокли и ветками закидали. Надо поискать.

— Дело говоришь, — согласился сотник и велел стрельцам по сторонам во все глаза смотреть.

Струг Яшки Висельника обнаружился уже через полчаса. Тайга кругом стояла густая, плотная, так что судно далеко от берега утащить возможности не было, тем более впятером. Так что воры свое судно от воды недалеко оттащили и ветками кое-как закидали. Демьян Перегода первый его разглядел, подал товарищам знак, фузею с плеча снял и ствол в сторону берега направил. Струг тихонько уткнулся в берег, Рожин и Перегода на сухое спрыгнули, держа ружья наизготовку, осторожно двинулись к куче наваленных шалашом веток. Следом сошли стрельцы, рассыпались цепью по берегу, прикрывая толмача с казаком. Семену Ремезову и пресвитеру сотник велел оставаться на судне.

— Анисимович, ходи сюда! — минуту спустя крикнул Рожин, Мурзинцев заторопился на зов.

Нос лиходейского струга торчал из листвы, как клюв гагары. То ли воры не опасались погони, то ли у них не было времени прятать следы. От берега в продавленном мхе тянулась вмятина волока судна, да и сам струг торчал углами из листвы наспех накиданных веток — носом, мачтой, реем.

В стороне под кедром сидел человек, прислонившись к стволу спиной, и, задрав голову, сквозь паутину спутанных веток смотрел в небо остекленевшими глазами. Его рот был раззявлен, словно он хотел глотнуть воздуха, да вдруг подавился. Живот и грудина превратились в месиво изодранной требухи, переломанных ребер и запекшейся крови. Одна нога была грубо обрублена ниже колена. Гримаса боли и ужаса застыла на худом лице. Рядом валялись мушкет и пистоль, оба разряженные.

Рожин и Перегода стояли перед мертвым вором и, оглядываясь по сторонам, пытались восстановить ход событий. Сотник подошел, тоже огляделся.

— Есть соображения? — спросил он.

— Медведь задрал, — отозвался толмач, Перегода кивнул, соглашаясь. — Пистоль и мушкет в косолапого разрядил, а потом еще и ногами отбивался, так мишка его за ногу и грызнул. Ежели в медведе две пули, может, он где-то рядом и кончился. След кровавый наполдень уходит.

— Видно, воры этого караулить струг оставили, — добавил Перегода, кивнув на труп. — А сами на шлюпке дальше за вогулами погнались. Я на струге смотрел, шлюпки нет. Пушка заряжена картечью, еще пару ядер есть, но порох забрали.

— Может, шлюпки и не было, — заметил сотник.

— Следы сапог четырех человек к реке ведут, — сказал Рожин. — Шлюпку на воду сняли еще до того, как струг выволокли. Нам тоже дальше на струге идти неможно, река мельчает. Надо в лодки пересаживаться.

Сотник кивнул.

— Струг прятать смысла нету, да и все запасы мы с собой не уволочем. Придется, Демьян, нам тут караул поставить, — заключил он. — Ты с Ерофеем останешься. Ждите нас два дня, ежели не вернемся, снимайте струг и идите в Самаровский. Вора закопайте, а то на кровь еще волки стянутся.

— Добро, — отозвался Перегода.

Спустили на воду шлюпки, нагрузили провизией, отчалили.

К обеду распогодилось, показалось солнце. Ендырь все сужался, ускоряя ток, так что против течения грести приходилось в полную силу. Вода была мутной, ржавой, а тайга стояла по обе стороны стенами, и в солнечном свете река походила на рану, будто огромная сабля полосонула лес, оставив за собой неровную линию бликующей крови.

К вечеру одолели еще верст двадцать. Сотник уже собирался дать команду причаливать и разбивать лагерь, но с передней шлюпки Рожин просигналил, что заметил что-то в воде у левого берега. Следом и Мурзинцев разглядел контур затопленной шлюпки. Причалили, осторожно сошли на берег, двинулись в глубь тайги.

Уже через двадцать метров за деревьями показался подъем покатого холма, а на нем обвалившийся ряд засеки. Бревна давно сгнили, к земле прильнули, но в них по-прежнему угадывался контур ограды когда-то стоявшего тут острога. Взобравшись на холм, путники оценили размеры древнего городка. Он был огромен, душ триста вместить мог и, в отличие от русских острогов, прямых углов не имел, повторял рельеф холма. Кое-где уцелели остовы небольших срубов и одного побольше, должно быть тут располагалась гридница, а может, и княжьи палаты, да еще кое-где торчали чудом уцелевшие надолбы. И все. Тайга год за годом стирала с лица земли брошенный городок, прорастала сквозь него юными деревцами, заволакивала мхом и можжевельником, заваливала гнилыми деревинами, засыпала рыжей хвоей. Эмдер был мертв уже лет сто, а то и больше.

Стрельцы заняли круговую оборону, готовые встретить врага с любой стороны. С холма лес хорошо просматривался в трех направлениях, на четвертом, западном, стоял толмач.

Сотник приблизился к Рожину, сказал тихо:

— Видно, вогулы ворам лодку продырявили.

— Должно быть, так, — согласился толмач. — Агираш знал, что за ними идут. Когда воры на берег сошли, вогулы им шлюпку пробили, чтоб они по реке не удрали, и засаду устроил. Я б так и сделал. И засаду бы делал прямо тут, но следов битвы здесь нет, стало быть, Яшка вдоль реки пошел, справа острог обходил. Почуял, волчара, что позиция для него тут губительна. Надо и нам вернуться.

— Меж двух огней не попадем?

— И такое может случиться. Капище найдем, там сразу все ясно станет.

Мурзинцев дал команду отступить к реке, и вскоре Рожин отыскал незаметную тропу, ужом вьющуюся в траве вдоль левого берега. Пресвитер тем временем в шлюпках рылся; нашел топор, засунул его за пояс.

— Тропа старая и натоптанная, — поделился толмач наблюдением с сотником. — По ней и скотину водили. А раз так, то дорожка на кумирню ведет.

— Идем, — одобрил Мурзинцев.

Тропинка бежала вдоль реки версту, затем свернула на юг. Эмдер остался где-то слева, скрытый тайгой, а впереди, сквозь деревья, показалась поляна. Путники вышли на опушку и замерли. Было тихо, только ветер шептал что-то кронам деревьев да где-то далеко тарахтел без умолку дятел. У противоположного края стояли болваны, штук десять. Перед ними чернильной кляксой распласталось кострище. Там же торчал жертвенный столб-анквыл. Справа тянулся ряд берез. Старые, могучие, с бахромой отслоившей бересты на стволах и разлапистыми ветвями, они походили на явившихся во плоти духов — будто лесные богатыри ступили на поляну из леса и, насупившиеся, замерли в ожидании боя. Нижние ветви украшали разноцветные ленты, но еще больше лент было сорвано, и теперь они пестрым ковром укрывали землю вокруг берез. А в центре поляны в землю была воткнута пика, с насаженной на древко лысой окровавленной головой. Выпученные глаза и провал рта в густой бороде, застывшего то ли в удивлении, то ли в испуге, вызывали у тобольчан приступ животного страха.