Афганская ловушка - читать онлайн книгу. Автор: Олег Брылев cтр.№ 4

По возвращении из этих поездок я устно и шифровками докладывал свои впечатления начальнику спецуправления (7-е управление) ГлавПУ СА и ВМФ генерал-лейтенанту Волкогонову Д.А. Еженедельно он принимал доклады о состоянии дел и обстановке на границе. Где-то в 1982 году появились определенные намеки на изменения поведения китайских пограничников в лучшую сторону. После двух десятилетий враждебности со стороны КНР подобные признаки казались обнадеживающими и вызывали значительный интерес. Как известно, пограничники вели разведку на определенную глубину сопредельной территории. Штаб и разведотдел Восточного погранокруга находились через дорогу от нашей спецредакции по улице Дзержинского в городе Алма-Ате. Фактически мы чуть ли не первыми получали их разведсводки, а они — ежедневные бюллетени нашего радиоперехвата и аналитические материалы. Редакторы спецредакции полковники Семуков Г.Ф. и сменивший его Сюсюкалов И.А великолепно владели китайским, были очень вдумчивыми и добросовестными, обладали хорошими аналитическими способностями. Погранцы с удовольствием сотрудничали с ними и с другими офицерами (И. Попов, А. Михайловский, Д. Богатырев, Ж. Накупов, В. Кышпанаков, С. Шорохова) при подготовке наиболее серьезных материалов, выводов и оценок. Генерал Волкогонов, по крайней мере, дважды говорил, что на основе наших донесений докладывал начальнику ГлавПУ СА и ВМФ генералу армии Епишеву А.А. об обстановке на границе.

К концу лета пришло распоряжение от Волкогонова о прибытии 27.09.83 г. в Ташкент на совещание по активизации изучения и внедрения опыта 40-й ОА и армии ДРА по ведению политической работы среди афганского населения и бандформирований. Предусматривалось проведение конференции по данной тематике. Мне было поручено выступить с сорокаминутным содокладом и отчитаться за изучение и внедрение такого опыта в Среднеазиатском ВО.

В отделе служил старший инструктор майор Давыдов А.П., выпускник Новосибирского ВВПУ. В свое время курсантам этого училища преподавался китайский язык, благодаря чему Саша и оказался в нашей структуре. Он обладал хорошим оформительским даром и предложил: «Давайте разработаем подробную схему, где графически отобразим, какие в округе используются формы и методы изучения, внедрения, участия и содействия. Волкогонов ведь ученый, ему надо все по полочкам…» Такую схему размером два на три метра мы отработали, изготовили стенд с фотографиями, которых тоже набралось достаточно. Были среди них и отражавшие факты пребывания в округе делегаций афганских военнослужащих. Знакомство с советской действительностью особенно шокировало солдат, вырванных из боевых условий и своего средневековья и вдруг очутившихся в мирной обстановке в таких невиданных для них городах, как Алма-Ата, Фрунзе, Душанбе или Ташкент. Даже облик Кабула не шел ни в какое сравнение с любым из мало-мальски приличных райцентров европейской России, Украины или Белоруссии.

В Ташкенте мой содоклад должен был состояться после первого перерыва, во время которого были развешаны наши схемы. Они привлекли внимание в то время первого заместителя начальника ПУ ТуркВО генерал-майора Овчинникова А.И. Постояв с минуту руки за спину и покачиваясь с носка на пятку, А.И. как бы с досадой произнес: «Надо же! Ни хера не делают, а такие схемы рисуют!»

Тем не менее на следующем перерыве после выступления он подошел, пожал руку и извинился: «Не ожидал, действительно удивился, услышав из твоего доклада, что в САВО проводится такая работа!» Позже, в дни августовского путча 1991 года, Александр Иванович, уже в звании генерал-полковника будучи назначен начальником ГлавПУ СА и ВМФ, фактически так и не успеет вступить в должность и уйдет в запас.

Генерал Волкогонов содоклад расхвалил. В конечном счете я «довыступался». 21 октября того же 1983 года, будучи на отдыхе в Сочинском военном санатории им. К. Ворошилова, через дежурный персонал получил команду срочно связаться с «каким-то Волкогоновым». Тут же из вестибюля 7-го корпуса позвонил ему. Генерал Волкогонов ошарашил предложением отправиться в Кабул на должность советника начальника управления спецпропаганды Главного политуправления армии ДРА. Курортное настроение сразу улетучилось. Я что-то промычал вроде того, что вообще-то являюсь китаистом… Он добродушно заметил: «Да ты уж там разобрался… Подумай, завтра перезвони!»

Назавтра свое согласие «перезвонил». А еще через несколько дней меня там же, в Сочи, уложили в инфекционную больницу с гепатитом. Видимо, подхватил месяцем ранее в Ташкенте. Расстроился. Подумают, струсил. Доложил в Москву, попросил пару месяцев на реабилитацию, «посидеть» на диете после выздоровления. Так врачи советовали. Созвонились с Романенко А.В., которого должен был менять. Алексей Васильевич, до Афгана бывший начальником отдела в Закавказском ВО, не возражал. По возвращении в Союз он подлежал увольнению в запас, поэтому готов был защищать народную власть еще сколько угодно. К тому времени он уже несколько месяцев безвылазно сидел в Кабуле и, как и некоторые другие советники афганского ГлавПУ, строчил свой раздел в диссертацию шефу, генерал-полковнику Кизюну Н.А.

30 ноября в округе получили внезапное известие о гибели в Афганистане Саши Давыдова. Он был направлен советником в политотдел 2-го армейского корпуса (ак) в Кандагар и пробыл там всего два месяца и один день. 29 ноября 1983 года, в безоблачный погожий день пара вертолетов с командиром корпуса, начальниками отделов и служб 2-ак и их советниками вылетела в Мукур для плановой проверки 7-й пехотной дивизии (пд). При заходе на посадку «по-самолетному» на полевой грунтовый аэродром ведомый вертолет, в котором был Саша, еще один советник и офицеры штаба 2-ак, проскочил ровное место, выкатился на ухабы и глубокие, до полуметра, рытвины, перевернулся и загорелся. Экипаж выскочил через остекление кабины. Дверцу в салон заклинило. Вертолет лежал на левом боку, где находится входная дверь, все пассажиры сгорели заживо. Сашу Давыдова похоронили 5 декабря 1983 года в Алма-Ате.

Через год я побывал на месте катастрофы. Мы летели в Гардез с промежуточной посадкой в Мукуре. Чуть поодаль от стоянки нашего «Ан-26» я увидел те самые рытвины и остатки вертолета. Сердце екнуло. Подошел поближе — обгоревший, метра полтора кусок хвоста, кое-что от обшивки, часть редуктора, несколько шестеренок. Подъехавшие советники страшную догадку подтвердили. Некоторые из них были свидетелями. Они рассказали, что лежали уткнувшись лицами в жесткий каменистый грунт, так как участок, где их застала катастрофа, был ровный как стол. Над головами свистели почти мгновенно начавшие рваться НУРСы из боекомплекта «Ми-8», а из лежавшего на боку вертолета неслись крики обреченных.

Пишу подробно с мыслью, чтобы хоть какая-то память осталась о Саше Давыдове. И еще хочу добавить, что нехорошее предчувствие у него было изначально. Когда накануне летом из Москвы поступило распоряжение подготовить кандидатуру на эту должность, я вначале предложил другого офицера. Забраковали. Затем попытался выдвинуть еще одного. Обругали. Тут подходит старший инструктор отдела А. Михайловский и говорит по секрету: «Ты вот предлагаешь кому попало, а Давыдов обижается!» Спрашиваю Давыдова: «Это правда?» — «Да».

Ладно. Оформили документы, пришел вызов. Провожаем буквально перед моей поездкой в Ташкент. Выпили. Вышли покурить. Спрашиваю: «Саша, ну как настроение, готов?» А он вдруг: «Знаешь, все время хотел. А сейчас вот почему-то кошки скребут. Как-то муторно на душе…» Из Москвы звонил расстроенный. Его первоначально готовили на 1-й, кабульский корпус, а затем «переиграли» на Кандагар. Когда я вернулся в Алма-Ату на его похороны, дома ждало письмо, отправленное им незадолго до гибели. Это письмо храню. Оно написано в несвойственных для него выражениях: «Завтра на боевые… Для меня это как шаг в бездну, в мрачную неизвестность…» и т. д. Глазам не верил, так как по жизни он обычно был оптимистом, веселым, добродушным.