В конце 1918 года Ф. Ф. Раскольников был назначен членом РВС Балтийского флота. Он возглавил крупный отряд (линкор, крейсер и два миноносца), который должен был противодействовать английскому флоту в районе Ревеля. Поход закончился неудачно. Миноносец «Спартак», на котором находился Ф. Ф. Раскольников, потерпел аварию и был захвачен англичанами. После почти пятимесячного пребывания в лондонской тюрьме Федор Федорович был обменен на семнадцать английских офицеров.
По возвращении из Англии в июне 1919 года он был назначен командующим Волжско-Каспийской военной флотилией. Культурно-просветительским отделом флотилии руководила будущая жена Раскольникова — Л. М. Рейснер, а политотделом — ее отец М. А. Рейснер.
Ф. Ф. Раскольников участвовал в боях под Царицыном и Черным Яром, а также в обороне Астрахани. После взятия Баку и провозглашения советской власти в Азербайджане он был назначен командующим морскими силами Каспийского моря, а затем командующим Азербайджанским флотом.
С июня 1920 года по январь 1921 года он был командующим Балтийским флотом.
Флот находился в полуразложившемся состоянии, и Ф. Ф. Раскольников не смог сделать ничего для его укрепления. Кроме того, крайне неумелые действия командующего привели к резкому росту недовольства большевиками среди матросов. Через месяц после ухода Раскольникова в Кронштадте вспыхнуло восстание.
* * *
После окончания Гражданской войны Ф. Ф. Раскольников находился в основном на дипломатической работе. Вплоть до 1924 года он был полпредом в Афганистане, который оказался первой страной, установившей дипломатические отношения с РСФСР, потом под отцовской фамилией Петров работал в Исполкоме Коминтерна.
Федор Федорович знал несколько иностранных языков, был автором ряда статей, книг, а также пьесы «Робеспьер». В 1924–1930 годах он был редактором журналов «Молодая гвардия» и «Красная новь», главным редактором издательства «Московский рабочий».
Недолгое время он был председателем Главного репертуарного комитета, осуществлявшего жесточайшую цензуру всех драматургических, музыкальных и кинематографических произведений, а затем членом Коллегии Наркомата просвещения РСФСР и начальником Главного управления по делам искусства, в состав которого вошел и Главрепертком. Кстати сказать, под его непосредственным руководством были запрещены к показу пьесы М. А. Булгакова, зато его собственная пьеса «Робеспьер» сразу же начала ставиться во многих театрах.
С 1934 года Ф. Ф. Раскольников состоял членом Союза писателей СССР.
В 1930–1933 годах он был полпредом СССР в Эстонии, в 1933–1934 годах — в Дании, с сентября 1934 года по апрель 1938 года — в Болгарии.
Уже в это время органами НКВД за ним было установлено наблюдение «на основании данных о том, что он хранил документы Троцкого».
* * *
В марте 1938 года Ф. Ф. Раскольникова вызвали в Москву. Зная о судьбе, постигшей большинство советских дипломатов, Раскольников всячески оттягивал возвращение, а затем, уже в день запланированного отъезда, получил сообщение, что его признали виновным в «дезертирстве». После этого Ф. Ф. Раскольников с женой и ребенком выехал из Софии, но в СССР так и не вернулся, предчувствуя неминуемый арест.
Позже он писал:
«Я — человек политически грамотный и понимаю, что это значит, когда кого-либо снимают в пожарном порядке и сообщают об этом по радио на весь мир. После этого мне стало ясно, что по переезде границы я буду немедленно арестован. Мне стало ясно, что я, как многие старые большевики, оказался без вины виноватым. А все предложения ответственных постов от Мексики до Анкары были западней, средством заманить меня в Москву. Таким бесчестным способом, недостойным государства, заманили многих полпредов. А. М. Карахану усиленно предлагалось должность посла в Вашингтон, а когда он приехал в Москву, то его арестовали и расстреляли. В. А. Антонов-Овсеенко был вызван из Испании под предлогом его назначения наркомом юстиции РСФСР.
Для придания этому назначению большей убедительности постановление о нем было даже распубликовано в «Известиях» и «Правде». Едва ли кто-либо из читателей газет подозревал, что эти строки напечатаны специально для одного Антонова-Овсеенко. Поездка в Москву после постановления 5 апреля 1938 года, уволившего меня со службы как преступника, виновность которого доказана и не вызывает сомнений, была бы чистым безумием, равносильным самоубийству».
После этого он объявился во Франции.
На протяжении нескольких месяцев Ф. Ф. Раскольников проживал в Париже, не занимаясь никакой политической деятельностью и не выступая в печати. 12 декабря 1938 года он был приглашен на прием послом СССР во Франции Я. З. Сурицем, который заверил его: советское правительство не имеет к нему никаких претензий, и поэтому он без всяких опасений может отправляться в СССР. Однако Раскольников не поверил этому.
После этого, в июле 1939 года, он был объявлен вне закона (проект приговора утвердили И. В. Сталин и В. М. Молотов). Кроме того, он был заочно исключен из партии и лишен советского гражданства.
* * *
Незадолго до своей весьма странной смерти Ф. Ф. Раскольников передал редакции парижского журнала «Новая Россия» свое последнее произведение — знаменитое открытое письмо Сталину, ставшее наиболее резким и в то же время наиболее обоснованным обвинением Сталина в массовых репрессиях.
Ниже приводится его полный текст:
Открытое письмо Сталину
… Я правду о тебе расскажу такую, что будет хуже всякой лжи…
Сталин, вы объявили меня вне закона. Этим вы уравняли меня в правах, точнее в бесправии со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона. Со своей стороны отвечаю вам полной взаимностью: возвращаю вам входной билет в «построенное вами» царство социализма, порываю с вашим режимом, вашим социализмом, при торжестве которого его строителям нашлось место только за тюремной решеткой, который также далек от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата. Вам не поможет, если новоявленный орденоносец Ленина, уважаемый революционер-народоволец Морозов подтвердит, что именно за такой социализм он просидел 20 лет в Шлиссельбургской крепости.
Стихийный рост недовольства рабочих, крестьян, интеллигенции властно требовал крутого политического маневра вроде НЭПа. Под напором советского народа вы «даровали» демократическую конституцию. Она была принята с энтузиазмом. Честное проведение ее демократических принципов знаменовало бы новый этап в расширении советской демократии. Но в вашем понимании всякий политический маневр — синоним надувательства, обмана. Вы культивируете политику без этики, власть без честности, социализм без любви к человеку.
Постепенно, заменив диктатуру пролетариата своей личной диктатурой, вы открыли новый этап, который в историю нашей революции войдет под именем «эпохи террора». Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности; никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста. Никому нет пощады.