Русская Ницца - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 26

К обеду было несколько человек, остаток вечера я провел за работой, на полчаса прервавшись для чая и небольшой прогулки в санях при великолепном лунном свете, с которой я только что вернулся. Буду теперь читать Евангелие 21-ю главу Деяний Апостолов, помолюсь за тебя и лягу спать, мысленно прижимая тебя, мое все, к твоему сердцу. Люблю тебя, душа моя, без памяти и счастлив, что принадлежу тебе навсегда».

Всем известно, что препятствия лишь разжигают любовь, вот и поездка Екатерины в Италию только еще больше разожгла ее безумную страсть. Страдал от разлуки и Александр. Вот что писала об этом Екатерина:

«Бедный император был как неприкаянный, его письма были полны грусти, и моральное состояние сказывалось на его здоровье: у него появилась бессонница, он худел. От разлуки он сделался безумно грустен».

* * *

В 1867 году Наполеон III пригласил русского императора посетить Парижскую Всемирную выставку. Визит Александра во Францию не планировался, к тому же он был опасен, поскольку в Париже осело много поляков, покинувших родину после неудачного восстания 1863 года.

Однако уже в июне 1867 года Александр прибыл в столицу Франции. Узнав об этом, примчалась туда и Екатерина, и французская полиция, бдительно следившая за безопасностью русского высокого гостя, начала аккуратно фиксировать его ежедневные тайные свидания, ставя о них в известность своего монарха.

А вот что рассказывает об этом шеф русских жандармов и начальник Третьего отделения граф П. А. Шувалов, который имел в своем распоряжении все возможности для того, чтобы быть максимально осведомленным о передвижениях своего императора:

«В первый же день нашего приезда в Париж государь отправился в оперу, но пробыл там недолго, найдя, что спектакль скучен. Мы вернулись вместе с ним в Елисейский дворец, довольные, что можем наконец отдохнуть после трудного дня. Между одиннадцатью часами и полуночью император постучал в дверь графа Адлерберга. «Я прогуляюсь пешком, — сказал он, — сопровождать меня не нужно, я обойдусь сам, но прошу, дорогой, дать мне немного денег». — «Сколько нужно?» — «Даже не знаю, может быть, сотню тысяч франков?»

Адлерберг тут же сообщил мне об этом странном случае, и, поскольку в моем распоряжении находились мои собственные агенты (не говоря уже о французской полиции), которые должны были издали следовать за государем, куда бы он ни направлялся, я остался почти спокоен. Мы вернулись в свои комнаты, конечно, позабыв о сне, ожидая с минуты на минуту возвращения императора. Но когда пробило полночь, потом час и два, а он не появлялся, меня охватило беспокойство, я побежал к Адлербергу и застал его тоже встревоженным. Самые страшные предположения промелькнули у нас в душе.

Полицейские агенты, которым было поручено вести наблюдение за императором очень деликатно, могли упустить его из виду, а он, плохо зная расположение парижских улиц, легко мог заблудиться и потерять дорогу в Елисейский дворец. Словом, мысль об императоре, одиноком в столь поздний час на улице со ста тысячами франков в кармане, заставила нас пережить кошмарные часы. Предположение, что он мог быть у кого-то в гостях, даже не пришло нам в голову; как видите, это доназывает наше полное неведение относительно главных мотивов его поступков.

Наконец, в три часа ночи он вернулся, даже не догадываясь, что мы бодрствовали в его ожидании. Что же произошло с ним этой ночью? Выйдя на улицу, император нанял фиакр, нагнулся под фонарем, прочитал какой-то адрес, по которому велел извозчику вести его на улицу Рампар, номер такой-то. Прибыв на место, сошел с фиакра и прошел через ворота во двор дома. Он отсутствовал примерно минут двадцать, в течение которых полицейские с удивлением наблюдали, как он безуспешно возился с воротами. Император не знал, что нужно было потянуть за веревку, чтобы дверь открылась, и оказался в ловушке. К счастью, агент, занимавшийся наблюдением, сообразил, в чем дело. Толкнув ворота, он быстро прошел в глубь двора мимо императора, как бы не обращая на него внимания, и таким образом дал возможность императору выйти. Извозчик ошибся номером, и дом, указанный императором, оказался в двух шагах. На этот раз он вошел туда беспрепятственно».

При встрече Александр сказал Екатерине:

— Все время, проведенное тобой в Неаполе, я не желал приблизиться ни к одной женщине.

Теперь вновь ничто не могло помешать их любви. Они встречались в Елисейском дворце, где поселился Александр и где тоже было немало потайных лестниц и комнат. Сама Екатерина жила в скромной гостинице, а по вечерам через потайную калитку на улице Габриэль и авеню Мариньи приходила к своему возлюбленному. Она была счастлива и писала:

«Как лихорадочно ждали мы этой минуты счастья после пяти месяцев мучений. Наконец настал счастливый день, и мы поспешили в объятия друг друга».

В оставшееся от любовных свиданий время Александр все же встречался с Наполеоном III и императрицей Евгенией, сильно заинтересованными в сближении с Россией. Но тут на Александра снова было совершено покушение, на этот раз польский эмигрант Антон Березовский стрелял в него, когда он ехал в карете с Наполеоном III. Но и на этот раз горе-террорист промахнулся. После этого приближенные Александра постарались ускорить его отъезд из небезопасной Франции.

И вновь последовала вынужденная разлука, о которой Екатерина писала:

«Увы! Мы вновь должны были расстаться на многие месяцы — после такого счастья это было ужасающе. На этот раз я видела, что он безутешен и мысль покинуть меня сводит его с ума, тем более что я не знала, что будет. Я видела, что он будто бы тайком от меня обдумывает какое-то решение. Позднее он признался, что, обезумев от отчаяния, решился уехать со мной в Америку и не возвращаться более в Россию, что мысль страдать вдали от меня для него невыносима. Единственное, что его остановило, — это тягостные обстоятельства, которые бы от этого последовали для меня из-за людской злобы. Один Бог ведает, в каком состоянии мы были; с того времени я не переставала кашлять, совершенно ослабла и слегла. Врачи послали меня на курс лечения, от которого стало только хуже… Он был в сходном состоянии и жил лишь моими письмами, а его были для меня единственным утешением. Мы жили лишь надеждой встретиться в сентябре в Петербурге».

А вот еще одна из ее записей:

«Мои родители объявили, что они решили не возвращаться в Россию, — для меня это был слишком жестокий удар… Я немедленно телеграфировала ему, спрашивая, что мне делать, и получила категорический ответ: в таком случае возвращаться одной, а что касается моего устройства — он позаботится. Я поспешила к родителям и заявила, что уезжаю завтра же, что желаю им счастья, но сама лучше умру, чем буду вести это бродячее существование. Они все поняли, и при виде моей энергии поехали со мной. Император был потрясен моим болезненным состоянием, но состояние духа помогло мне… Часы, что мы проводили вместе, всегда казались нам слишком краткими, но счастье разделять радость и счастье было нашей жизнью. Его труды приносили ему столько разочарований! Дела не всегда шли так, как ему хотелось; он всегда все рассказывал мне и испытывал некоторое облегчение от того, что есть существо, которое его понимает во всем и интересуется его мыслями. Какой контраст со всеми этими придворными комедиантами».