Слишком уставшая, чтобы прийти к какому-либо выводу, и понимая, что все это лишь ее догадки, так как Брент еще не признался ей в любви, Олимпия решила, что пока будет выздоравливать и набираться сил.
* * *
Брент отвез Агату назад в их городской особняк. Он понимал, что надолго здесь они не задержатся: воспоминания о том, что здесь произошло, были слишком свежи, – однако ему следовало оставаться в городе до тех пор, пока Олимпии не станет лучше.
Когда же они с Агатой устроились в малом салоне, чтобы выпить чаю и немного перекусить, Брент внимательно посмотрел на нее, но не увидел никаких признаков переживаний.
– Как ты себя чувствуешь, Агги?
– Все будет отлично, Брент. Я перепугалась, когда Минден попытался увезти меня. Мне, конечно, больно знать, что мать отдала меня ему, но теперь все прошло. И я уже давно знала, что мы все ей абсолютно безразличны. – Агата вздохнула. – Такое трудно было переносить, пока я была ребенком и пыталась изо всех сил угодить матери. Но со временем стало понятно: сколько я ни старайся – сколько все мы ни старайся! – это бессмысленно. Мы ведь не могли упрочить ее положение в обществе или набить кошелек. Отвратительная правда, но я с ней смирилась.
– Мне следовало быть рядом с тобой, не оставлять в ее власти.
– Брент, по-моему, тебе нравится брать на себя вину за то, что ты не смог бы изменить. Мать все равно делала бы то, что считала нужным, и не думала бы о том, где ты находишься в данный момент. Она просто поменяла бы тактику. И еще… Знаешь, я прожила с ней намного дольше, чем ты, но мне никогда и в голову не приходило, насколько она преступна. Для меня все это настоящее потрясение, которое еще нужно пережить.
– Мне кажется, ты слишком быстро меня простила. Я замкнулся в своем мирке и не обращал внимания ни на что, кроме своих желаний. Напивался слишком часто и был абсолютно бесполезен для тех, кто нуждался в моей помощи.
Агата улыбнулась и похлопала брата по руке.
– Ты очень горевал. Я думаю, что ты изо всех сил пытался не верить в то, что наша мать заранее знала, что случится с Фейт, когда она продаст бедняжку в то заведение. По-моему, она действительно знала, но я сама поверила в это только после того, что случилось со мной.
– Ты знала о Фейт?
– О да. Мать любила устраивать секреты изо всего, но была жутко самоуверенная и слишком пренебрежительно относилась ко мне, поэтому кое-что всегда выплывало наружу. Я знала много, намного больше, чем было бы возможно, если бы она была более внимательна.
Брент тотчас забыл о своем чувстве вины.
– Что именно ты знаешь, Агги? Этого будет достаточно для того, чтобы наказать тех, кто действовал с ней заодно или знал, что она вытворяла? Ты знаешь, кто помогал ей скрывать преступления?
Агата улыбнулась еще шире:
– Да, конечно. Мне многое известно. Но с чего начать?
Уже скоро граф понял, что младшая сестренка не хвасталась. Еще совсем маленькой она начала шпионить за их матерью. Агата тогда услышала о таких вещах, какие было непозволительно знать любой юной леди. Однако Брент не мог усидеть на месте от волнения, когда сестра принялась выкладывать все, называя имена и сообщая места, где находились документы, которые могли подкрепить его обвинения. Агата даже знала, сколько мать заработала за это время и где прятала деньги.
– Господи, но почему ты ничего не рассказала раньше?
– Ты бы никогда до них не добрался. Мать всегда была начеку. Она не доверяла тебе. И при всем своем безразличии к нам очень уважала за острый ум и решительность, поэтому и не выпускала тебя из виду – чтобы быть во всеоружии. – Агата пожала плечами. – Я для нее – ничто. Поэтому и не представляла угрозы.
– Что было глупо с ее стороны, – пробормотал Брент, запустив пальцы в волосы. – Мне потребуется какое-то время, чтобы разобраться во всем этом. Тебе неуютно тут?
– Да нет. Это же просто дом… Конечно, здесь все напоминает о ней, но ведь у нее был отличный вкус. Пройдет время, прежде чем отсюда уйдет ее холод, но пока мы будем оставаться здесь, пожалуйста, не волнуйся, меня это не слишком угнетает.
– Вот и хорошо. Потому что мне нужно кое-кого из названных тобой людей привлечь к суду.
– И видеться с Олимпией, я полагаю. – Сестра засмеялась, когда Брент слегка покраснел. – Она замечательная женщина. Сильная, умная и с добрым сердцем.
– Я недостаточно хорош для нее.
– Чушь! Ты всем для нее хорош, в особенности – если любишь ее. Как я понимаю, так оно и есть.
– Но я подвел ее. Как подвел и многих других.
Агата легонько шлепнула брата по щеке.
– Тебе пора перестать во всем винить себя. – Она поднялась и расправила юбки. – Это бессмысленно. И этим ты отравишь те отношения, которые намереваешься выстроить с Олимпией. Ты ведь любишь ее?
– Да.
– И веришь, что она любит тебя?
– Я это чувствую. – Брент не был готов объяснить, на чем основывались его ощущения, потому что тогда пришлось бы поделиться сугубо личными переживаниями с шестнадцатилетней девочкой.
– Вот и отправляйся к ней с чистым сердцем и трезвой головой.
– Что же это значит? – пробормотал граф, когда сестра вышла из комнаты.
Он вздохнул и почувствовал, что ужасно устал. Завтра он сможет заняться той драгоценной информацией, которую передала ему сестра. Наверняка придется вновь обратиться к Добсону, чтобы тот помог разобраться в делишках матери.
По пути к себе спальню Брент решил, что сосредоточится на том, чтобы привлечь к ответу кого-нибудь из ее пособников. При этом надо будет посещать Олимпию как можно чаще. Как только она встанет на ноги, он объяснится с ней. А что касается чувства вины, которое он носил в душе, то впереди у него еще много времени, чтобы разобраться с этим и понять, как следовало поступить.
Глава 19
– Осторожнее с этим сундуком, Пол. У меня там хрупкие вещи.
Брент за спиной Пола протиснулся в передний холл Уоррена и, остановившись, осмотрелся. Повсюду громоздились сундуки и ящики всех размеров. Сердце у него упало. Она уезжала! Олимпия ни словом не обмолвилась об этом за те две недели, что приходила в себя после ранения, но он должен был и сам догадаться, что она не может оставаться в Лондоне бесконечно. У нее имелся сын, который, без сомнения, ждал встречи, чтобы убедиться, что с матерью все в порядке.
– Олимпия… – позвал Брент и улыбнулся, когда она, удостоверившись, что сундук перевязан крепко-накрепко, повернулась к нему. – Ты не говорила, что уезжаешь.
– Но намекала несколько раз, Брент. – Взяв графа за руку, она повела его в гостиную. – Илай у меня очень терпелив, но мы оба не ожидали, что я уеду из дому так надолго.
– Понимаю. – Брент дождался, когда Олимпия опустится на кушетку, затем присел рядом. Она отлично выглядела, и его вдруг захлестнуло возбуждение при мысли, каким образом можно было бы воспользоваться ее выздоровлением. – А я вот только подумал, что у нас есть день-два, чтобы порадоваться, что ты наконец пришла в себя.