– Все вижу, полковник Деев, - сказал Бессонов. - Что
хотите добавить?
– Товарищ командующий, - заговорил Деев неестественно
низким голосом, - полк Черепанова, два артдивизиона и танковый полк Хохлова
дерутся в полном окружении, на исходе боеприпасы… в ротах большие потери…
подошла немецкая пехота в бронетранспортерах. - Взмывший каскад ракет снова
проявил это ждущее от Бессонова облегчения лицо Деева, и он, с хрипом выдохнув
воздух из выпуклой груди, договорил: - В полку майора Черепанова танки
атаковали капэ. Майор Черепанов, кажется, ранен. Связь оборвалась только что. -
Передохнув, Деев тяжело шагнул к Бессонову. - Товарищ командующий, в
сложившейся обстановке… очень опасаюсь, что полк Черепанова не выстоит и часа,
сомнут… Простите, товарищ командующий, прошу лично вашего разрешения…
– На что именно? - уточнил Бессонов.
Деев проговорил вздрагивающим упрямым голосом:
– Прошу вашего разрешения оставить на час энпэ дивизии,
наведаться в полк Черепанова, самому выяснить все в полку и принять решение на
месте, товарищ командующий.
Быстрые малиновые огоньки - отблески трассирующих пуль -
светились в глазах Деева, на красном его лице. Бессонов посмотрел внимательно.
– Каким образом вы это сделаете? Прорветесь в
окруженный полк? Так, по-видимому?
– До батальонов Черепанова от высоты километра два,
товарищ командующий. - Деев показал вниз. - Прорвусь с автоматчиками. Три
броска - и там. Это полдела, товарищ генерал.
И, испытывая вдруг незнакомый укол нежности к Дееву, такой
внезапный, что опять спазмой сдавило горло, Бессонов не мог отказать ему сразу
"Что ж, вот судьба подарила мне командира дивизии", - подумал
Бессонов и, снизу вверх глядя на мелькание отсветов в отчаянных глазах Деева,
повторил:
– Значит, прорветесь с автоматчиками?
– Я еще недавно командовал батальоном, товарищ генерал.
В сорок первом. На Брянском. Еще не отвык.
– Сколько вам лет? - глухо спросил Бессонов.
– Двадцать девять, товарищ командующий.
– Хочу, чтобы вам исполнилось тридцать, - сказал
Бессонов и сделал отсекающий жест. - Идите и исполняйте обязанности командира
дивизии, а не командира батальона!
– Товарищ командующий… - почти просяще выговорил Деев,
- прошу вас мне разрешить… Но Бессонов прервал его тихо и непререкаемо:
– Вы меня не поняли? Я сказал: идите и исполняйте
обязанности командира дивизии. Послать немедленно людей на связь с Черепановым.
И передайте от меня лично: надеюсь на его терпение. Выстоять, вытерпеть этот
натиск, Деев. Нельзя думать, что у них резервы неисчерпаемы.
– Товарищ командующий, я хотел бы…
– Идите, полковник. Заставляете повторять.
– Слушаюсь, товарищ командующий, - упавшим, обреченным
голосом произнес Деев, и огромная фигура его, загородившая проход траншеи,
повернулась чересчур медленно, и Деев зашагал в потемки траншеи, исчез в
блиндаже.
– Вот ведь как, товарищ генерал! - восторженно воскликнул
Божичко, с завистью глядя в сторону блиндажа. - Деев - это все-таки полковник
не зря! Расстроился ведь… А действительно, три броска - и там!
Бессонов не посмотрел вслед Дееву, ибо знал, что не отменит
своего решения. Однако он тоже подумал, что этот, в сущности, очень молодой
командир дивизии подавлен, обескуражен сейчас, ибо не сомневался, что получит
разрешение командующего прорваться немедля к окруженному полку, с надеждой, как
ему представлялось, спасти сжатый в танковых тисках полк от разгрома или
позора.
– А действительно не так далеко до Черепанова, - сказал
Божичко. - Рискнуть бы!
Бессонов молчал, наблюдая за спутанными выплесками
встречного огня батарей по северному берегу, куда были выдвинуты
истребительно-противотанковые дивизионы и где проходил рубеж обороны двух
полков - стрелкового и танкового, за неясным шевелением розоватых квадратов
наших и немецких танков на улочках северобережной части станицы. Черепановские
батальоны и отдельный танковый полк Хохлова упорно и отчаянно вели бой, но все-таки
не сумели сдержать натиск прорвавшихся немцев. "Что ж, значит, пора
вводить второй эшелон - триста пятую дивизию. Вводить, пока не поздно".
А над головой свистело, хлестало, загоралось небо трассами,
косматыми искрами сносимых на скаты высоты ракет, и было похоже, что немецкие
автоматчики обошли НП с запада, просочились из станицы к подножию высоты.
– Ползают они где-то под носом!.. - сказал Божичко с
раздумчивой подозрительностью. - Прочесать бы высоту, что ли, товарищ генерал?
Обнаглели, гады, вконец!
– Если бы, конечно, три броска - и разомкнуть кольцо
вокруг полка Черепанова, - послышался рядом голос Веснина, и, обернувшись,
Бессонов увидел его в двух шагах. - Эх, Петр Александрович, я печенками понимаю
Деева! Никак невозможно видеть, как на глазах гибнет полк Черепанова.
Тоже высокий, но по сравнению с глыбообразным Деевым легкий,
в белеющем полушубке, крест-накрест стянутый портупеями, Веснин крутил в
пальцах очки, и, показалось, сине блестели его зубы, прикусившие нижнюю губу.
– Положение Черепанова действительно катастрофическое,
- продолжал Веснин, подходя к Бессонову ближе. - Потери в батальонах огромные.
И не заметно, чтобы немцы скоро выдохлись… Наседают и наседают. Не пора ли
привлечь на помощь Дееву триста пятую? Честное слово, пора!
– Наденьте очки, Виталий Исаевич, - сказал вдруг
Бессонов и чугунной ношей почувствовал всю тяжесть своего сдерживающего опыта и
эту завидную молодую легкость эмоционального Веснина. И прибавил: - По высоте
автоматчики ползают. Так и случайную смерть можно не увидеть… А насчет триста
пятой вы не ошибаетесь - пора. Да, пора. И будем надеяться, Виталий Исаевич…
– Живу надеждой, Петр Александрович, - сказал Веснин и
повторил: - Нет, не скоро они здесь выдохнутся. Для них тут: или - или…
– Для нас также, - медлительно проговорил Бессонов.
А высота гудела под нахлестами ветра, под накатами боя, то
будто взлетала к освещенному небу, пышно иллюминированная рассыпчатым ливнем
ракет, то опадала в темноту; быстрые светы и тени ходили по ней, шевелились в
траншее, озаряя лица, гасли, бросая черноту в глаза.
– Товарищ генерал! Прошу вас в блиндаж! Прошу в
блиндаж! - крикнул Божичко и сорвался с места, бросился к ходу сообщения,
предупреждая кого-то свирепым окликом: - Сто-ой! Кто такие?
Там, внизу, в ходе сообщения, явственно возник шум движения,
донеслись тревожные оклики часовых, потом сгрудились тени в узком проходе, и
Божичко, подбежав к повороту траншеи, с автоматом наизготове, опять окликнул с
неистовостью угрозы:
– Сто-ой! Стрелять буду! Кто такие? Все смолкло внизу,
тени перестали двигаться, одиночный голос часового сообщил: