Молодой Сталин - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Себаг-Монтефиоре cтр.№ 99

Этот “расположенный против Зимнего дворца притон роскоши, шпор и бриллиантов” (слова Троцкого) был стратегически важен: находился недалеко и от Петропавловской крепости, и от выборгских заводов.

Итак, в будуарах и бальных залах Сталин вновь заявил о себе. Он ниспроверг выскочку Молотова и Русское бюро. 15 марта Сталин и Каменев получили контроль над “Правдой” и вошли в президиум Бюро. “Когда Сталин и Каменев приехали, меня… вышибли – вспоминает Молотов, – деликатно, без шума, но умелой рукой, потому что они были более авторитетные… И по возрасту на десять лет старше. Я и не боролся”. Сталина, назначенного представителем большевиков в исполнительном комитете Совета, приветствовали земляки – Чхеидзе и Ираклий Церетели, лучший в Совете оратор. Новая политическая жизнь приводила Сталина в восторг, но даже в эти головокружительные дни он смотрел на жизнь как на манихейскую борьбу света и тьмы. “С быстротой молнии двигается вперед колесница русской революции, – писал Сталин, но добавлял: – Оглянитесь кругом и увидите, что темная работа черных сил идет непрерывно”. Он вел себя тихо и настороженно. “Сталин… в Исполнительном комитете производил… впечатление серого пятна”, – писал меньшевик Николай Суханов.

В далекой Швейцарии Ленин втуне ругал Временное правительство и требовал немедленного мира с Германией, но в Петрограде Сталин и Каменев “правели”, двигаясь к примиренческому варианту: они надеялись заманить в партию радикальных меньшевиков-интернационалистов. Это была недурная мысль – в особенности потому, что они настаивали на радикализации внешней политики [187] . Но, как с неудовольствием отмечал Шляпников, это вызвало лишь непонимание и раздражение у других членов партии. Молотов с удовольствием вспоминал, что справедливо выступал против “оборонческой линии”. “Вот где ошибка. <…> Вот эта ошибка Сталина”. Троцкий злорадствовал: Каменев и Сталин заставили большевиков приобщиться “к механике парламентарно-закулисного “давления” на буржуазию”.

Впрочем, критики Сталина преувеличивают его недальновидность. Да, в те десять дней он был осторожен и “сер”, но в то же время проводил взвешенную, реалистичную и тактическую политику. Троцкий признает, что Сталин “давал выражение скрытым тенденциям целого слоя “старых большевиков” – и большинства меньшевиков. Даже Крупская, слыша радикальные тирады Ленина, бормотала: “Кажется, Ильич сошел с ума”. У большевиков еще не было надежды на свержение Временного правительства: дерзкий Ленин находился далеко. Кроме того, и сам Ленин не упорствовал: он немедленно внес в свою радикальную программу поправки и оговорки и вернулся к первоначальной версии только в конце года.

Прочитав в швейцарской ссылке речь Чхеидзе о примирении с большевиками, Ленин не выдержал.

– Это просто говно! – закричал он.

– Владимир, что за слова! – возмутилась Крупская.

– Еще раз говорю: говно!

Чтобы исправить ошибки Каменева и Сталина, Ленин начал писать “Письма издалека”. Статьи же Сталина выходили почти каждый день.

Но с 18 марта Сталин целую неделю ничего не писал. Возможно, он проводил переоценку своей политики: Ленин возвращался4.

27 марта Ленин, Крупская, Зиновьев и грузинский покровитель Сталина Цхакая сели в знаменитый пломбированный вагон. Спустя почти месяц после Февральской революции Ленин понял, как попасть в Россию. Весь этот месяц он изобретал новые способы возвращения: сесть на поезд, притворившись глухонемым шведом, или перелететь через Центральную Европу на утлом биплане. “Надо ехать домой, – говорил он. – Но как?” По счастью, немецкое командование поверило, что инъекция революционной бациллы Ленина заразит Россию пацифизмом и тем самым выведет из войны1.

В пломбированном вагоне Ленин вел себя по-хозяйски, как будет вести себя и в России: он бы наверняка одобрил курительные запреты наших дней. Он пытался установить правила курения и посещения туалетов во всем поезде. Большевик Карл Радек шутил, что это подготовка к руководству революционным правительством. Курить разрешалось только в туалете, а некурящим выдали пропуски “первого класса”, по которым они могли первыми посещать туалет.

3 апреля поезд встал на границе России и Финляндии, на станции Белоостров. Крупская писала: “Было уже все свое, милое – плохонькие вагоны третьего класса…” Подруга Сталина – Людмила Сталь – во главе женской делегации приветствовала Крупскую. Каменев радостно влетел в поезд, чтобы поприветствовать Ленина, и был ошарашен приемом.

– Что у вас пишется в “Правде”? – рявкнул Ленин. – Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали.

Поезд прибыл в Петроград на Финляндский вокзал. Сталин поднялся в вагон встретить Старика (всего-то сорока шести лет). Лысый, небольшого роста, в шляпе-хомбурге, твидовом костюме и с буржуазным зонтиком, Ленин был в России – и старой и новой – чужестранцем. Но это был не тот Ленин, что отправился в ссылку десять лет назад: он стал злее, безжалостнее, нетерпеливее. Если Ленин и не был столь же злопамятен, как Сталин, он все равно походил на Сталина больше, чем на благостный отеческий образ, рожденный позднее советской пропагандой. “Часто слушать музыку не могу, – говорил он, слушая “Апассионату” Бетховена. – Хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей… А сегодня… надобно бить по головкам, бить безжалостно”. Ленин уже предвкушал новую битву. “Одна драка за другой, – говорил он своей любовнице Инессе Арманд. – Вот моя жизнь”. Сталин сказал бы то же самое. Они происходили из совершенно разных миров – один имел манеры дворянина, другой крестьянина, – но одинаково мыслили и действовали одними методами.

Мы не знаем, что Ленин сказал ему в вагоне [188] , но, едва встретившись с ним, Сталин оставил “слабосильного” Каменева и перешел на сторону Старика.