Очевидно, именно тогда Цинцадзе (Сталин вспоминал об этом после Второй мировой войны) произнес воодушевляющую речь перед бандитами в комнате Тамамшевского караван-сарая на Эриванской площади. Затем они поскакали к Коджорскому шоссе.
24 сентября в пяти километрах от Тифлиса Камо, Цинцадзе, Куприашвили и еще восемнадцать стрелков напали на карету. Бандиты метали в полицейских и казаков бомбы: были убиты трое полицейских и форейтор. Четвертый полицейский, раненый, открыл по грабителям огонь. Началась ожесточенная перестрелка. Разбойникам не удалось взять деньги. Казаки дали отпор. Когда дружина отступила, казаки погнались за ней, но Цинцадзе и Куприашвили, оба меткие стрелки, прикрыли отступление и в безумной погоне по Коджорскому шоссе подстрелили семерых казаков.
Это был последний привет от дружины. Камо и восемнадцать его бандитов были найдены в укрытии и арестованы. Камо получил четыре смертных приговора.
“Со смертью я примирился, – писал Камо Цинцадзе. – Совершенно спокоен. На моей могиле давно бы могла вырасти трава вышиною в три сажени. Нельзя же все время увиливать от смерти. Когда-нибудь да нужно умереть. Но все-таки попытка не пытка. Постарайся что-нибудь придумать. Может, еще раз посмеемся над врагами”3. Шансов на это было немного
[154]
.
Сосо в Тифлисе не задержался.
Глава 30
Разъезды с загадочной Валентиной
Сталин вернулся в Петербург через несколько дней после неудачного ограбления. Он редактировал “Правду” и жил в одной квартире с Молотовым и Татьяной Словатинской. Сталин выдавал статью за статьей
[155]
, набрасывал Манифест и руководил выдвижением кандидатов на выборы в Думу. В середине октября он наблюдал за отбором большевистских кандидатов в Петербурге, а затем за выдвижением Малиновского в Москве.
Жизнь беглеца Сосо превратилась в череду “бессонных ночей… Ему… приходилось сбивать со следов полицию… Путая охранников, они пересекали улицу за улицей, проходили переулками, – вспоминает Анна Аллилуева. – Если попадался трактир, входили туда. За стаканом чая можно было сидеть до двух часов ночи. Если… натыкались на городового, изображали подгулявших ночных прохожих. Потом можно было снова набрести на извозчичью чайную и среди кучеров в махорочном чаду дождаться утра и спокойно добраться до чьей-нибудь квартиры”. Часто это оказывалась квартира Аллилуевых, где жила любвеобильная Ольга и ее веселые дочки. Сталин “заходил” к ним и, “усталый, садился на диван в столовой”.
Девочки всегда были рады его видеть. Их мать Ольга заботилась о нем. “Если хотите немного отдохнуть, Coco, – говорила она, – прилягте на кровать… Здесь, в этом гаме, разве дадут задремать”. Воспоминания Анны позволяют предположить, что Сосо с Ольгой по-прежнему связывали особые отношения – по крайней мере, они оба были преданы одному делу. Уходя от Аллилуевых, он мог сказать Ольге: “Выйдемте со мной”. Ольга “ни о чем не расспрашивала. Оделась, вместе со Сталиным вышла на улицу. Они наняли извозчика и поехали, обо всем условившись заранее. По знаку Сталина мама сошла. Он, видимо, сбивал шпионов со своих следов. Дальше он поехал один”.
Однажды Сталин пригласил Ольгу в Мариинский театр: “Пожалуйста, Ольга, пойдите сейчас же в Мариинский театр, успеете к началу”. Но перед самым спектаклем он сказал: “Хотелось хоть раз побывать там… Видите, не удается”. Ольге пришлось идти в театр одной и передавать сообщение товарищам Сталина, ждавшим в ложе.
25 октября 1912 года шесть большевиков и шесть меньшевиков прошли в Думу – неплохой результат. Карло Чхеидзе, которого Сталин разозлил в 1901 году в Батуме, возглавил фракцию социал-демократов, а Малиновский стал его заместителем. Среди шестерки депутатов-большевиков оказалось двое агентов охранки – выдающееся конспиративное достижение. Охранка проникла в ближний круг Ленина.
В “Правде” Сталин писал о необходимости соглашения с меньшевиками. Когда большевики планировали устроить устроить демонстрацию у Думы, меньшевики их отговорили. Это встревожило Ленина – он забрасывал Сталина статьями, в которых критиковал его примиренческую политику. Примечательно, что Сталин не принял сорок семь статей Ленина. Ленин, живший теперь в Кракове, вызвал к себе Сталина и шестерых депутатов. Один из большевистской шестерки вспоминал: “Сталин заявил: надо депутатам-большевикам во что бы то ни стало поехать за границу к Ленину”.
28 октября шпики сообщали, что Сталин отправился к своему другу Кавтарадзе. Шпики следовали за ними до их любимого ресторана Федорова, но затем потеряли след. Сосо искали, но он исчез1.
Ленин поручил Валентине Лобовой, еще одной раскрепощенной девушке поколения большевиков, ехать со Сталиным. Она уполномочила Александра Шотмана, ленинского “министра иностранных дел” и тайного посредника, доставить Сталина в Краков “с максимальной быстротой и с абсолютной безопасностью… Это директива Ленина”. Сталин “прибыл в Петербург с Валентиной Лобовой” – как тактично писал Шотман, “остановился он в гостинице в качестве персидского гражданина, имея в кармане хороший персидский паспорт”. Шотман рассказал о двух маршрутах в Краков: более рискованном южном, через Або, и более долгом, но и безопасном – пешком через шведскую границу в районе Хаапаранта. Сталин выбрал путь через Або. Затем они с Валентиной Лобовой в крытом экипаже выбрались из Петербурга. По российским паспортам со станции Левашово они уехали на поезде в Финляндию. В Финляндии Эйно Рахья, впоследствии охранявший Ленина, предоставил Сталину финский паспорт и препроводил путешественников на паром в Або. “Два полицейских… проверяют документы… Тов. Сталину вручили финский заграничный паспорт, хотя сам он был мало похож на финна. <…> К счастью, все прошло благополучно”. Сталин и Валентина отправились на пароме в Германию.
Это еще одна неясная связь Сосо. Валентина (партийный псевдоним – товарищ Вера) была красавицей, замужем за большевиком, оказавшимся “кротом” из охранки: никогда еще в партии не действовало столько предателей. Неизвестно, знала ли она о том, что ее муж – двойной агент, но Ленин ей полностью доверял. Из воспоминаний Шотмана ясно, что Сосо по паспорту безвестного перса какое-то время путешествовал с Валентиной. Сначала они прибыли в Гельсингфорс и вместе жили в одной комнате гостевого дома: это было “в конце лета”, возможно, в сентябре, вскоре после бегства из Нарыма. Шотман дает понять, что здесь они были вместе. Вероятно, в дни долгих путешествий уже после сентября 1912-го они стали любовниками – типичный незначительный роман, случающийся при выполнении опасных заданий… Впоследствии муж Валентины был изобличен и казнен, и, вероятно, это повлияло на отношение Сталина к вероломным женам
[156]
.