Молодой Сталин - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Себаг-Монтефиоре cтр.№ 74

За время отсутствия Сталина Сольвычегодск [139] не изменился к лучшему. Ссыльных здесь стало меньше, а режим, соблюдаемый злосчастным Береговым Петушком, ужесточился. Делать здесь стало совсем нечего. Мы не знаем, думал ли Сталин о своей бакинской невесте, но уныние ссылки он решил скрасить новыми похождениями. Результатом стал еще один позабытый полуофициальный брак и рождение незаконнорожденного сына.

“Плохо живут в нашем Сольвычегодске, – писала 22-летняя ссыльная Серафима Хорошенина, образованная дочь учителя из Пермской губернии. – Полицейские условия довольно сносные, но ссыльные не живут, они умерли. Живет каждый по себе… Сойдясь, не находят разговоров. <…> Даже совместных развлечений нет, и ссыльные топят тоску в вине”. Она могла бы добавить, что наряду со склоками и пьянством ссыльным оставалось только предаваться разврату. После Второй мировой войны, обсуждая с британским послом сексуальный скандал в дипломатических кругах, Сталин смеялся и говорил со знанием дела: “Такими вещами занимаются от скуки”.

Сначала он поселился в доме Григоровых. Там у него начался роман с Серафимой Хорошениной. Они стали жить вместе в доме молодой вдовы Марии Кузаковой.

Сталин не единственный находил утешение в любовных подвигах. Он много общался с колоритным меньшевиком, всегда одетым в белый костюм, неким Лежневым, “переведенным к нам из Вологды” за то, что им “увлеклась жена прокурора”, вспоминал товарищ Сталина по ссылке Иван Голубев. “Он начнет рассказывать о своих похождениях в Вологде, удержаться от смеха нельзя. Тов. Сталин… хохотал до упаду”.

Но, хотя Сосо и кутил в доме у Кузаковой, на уме у него было другое. В нем жила садоводческая жилка, и в Сольвычегодске он сажал сосны. Кроме того, он запоем читал – книги по истории и романы, в том числе Льва Толстого – он не переносил его политических взглядов, но обожал его художественную прозу. Впрочем, вскоре он уже не чаял поскорее бежать, смертельно скучал и мечтал узнать о том, как идут дела у Ленина.

10 декабря Сталин получил письмо от Большевистского центра. В ответном письме он передавал “горячий привет Ленину”, чью линию считал “единственно правильной” в борьбе с “мусором ликвидаторства”. Блок Троцкого Сталин называл “тухлой беспринципностью”, а о Ленине писал, что “он мужик умный и знает, где раки зимуют”. Но “очередной задачей, не терпящей отлагательства” Сталин считал “организацию центральной (русской) группы, объединяющей нелегальную, полулегальную и легальную работу… Назовите ее как хотите… это безразлично. Но такая группа нужна как воздух, как хлеб. <…> С этого, по-моему, и пойдет дело возрождения партийности”. О себе он писал: “Мне остается шесть месяцев. По окончании срока я весь к услугам. Если нужда в работниках в самом деле острая, то я могу сняться немедленно”. Он был готов к побегу, но для этого нужны были деньги.

Ленин, видя, что эсдеки в России терпят крах, попробовал в последний раз помириться с меньшевиками. Сталин – наполовину примиренец, наполовину ленинец – согласился с этим. Когда из обхаживания меньшевиков ничего не вышло, Ленин вернулся к привычному состоянию яростной вражды.

Сосо “в бобровой шапке” председательствовал на тайных собраниях семерых ссыльных. Собрания проходили на голубятне. Он “заразительно смеялся своим изумительным горным голосом, – вспоминает Иван Голубев. – <…> Но не выносил подхалимов”. Однажды он признался: “Мы до самой революции будем нелегальными, чтобы стать легальным, надо спуститься до обывателя”. А Сталин не хотел быть “обывателем”. Среди обывателей никто не пожелал бы терпеть его странности, но в революционном подполье (и позже в окружении советского лидера, где царили идиосинкразия, паранойя, скрытность) эти странности превращались в добродетели “рыцаря Грааля”.

“У нас здесь душно без дела, буквально задыхаюсь”, – писал Сталин 21 января 1911 года московскому товарищу, которого приветствовал так: “Пишет Вам кавказец Сосо – помните, в четвертом году в Тифлисе и Баку”. Скука сводила его с ума. Он бредил побегом. Негодуя на эмигрантов, тративших время на ссоры, он неприязненно отозвался об обеих сторонах: “О заграничной “буре в стакане”, конечно, слышали: блоки Ленина – Плеханова с одной стороны и Троцкого – Мартова – Богданова с другой. Отношение рабочих к первому блоку, насколько я знаю, благоприятное. Но вообще на заграницу рабочие начинают смотреть пренебрежительно…”

Об этой вспышке скоро узнал Ленин. Он был недоволен. В то время он руководил партийной школой в Лонжюмо, под Парижем. В эту школу он пригласил Орджоникидзе, и Серго там расхваливал своего друга Сталина. Однажды Ленин и Серго гуляли по бульвару.

– Вам, Серго, знакомо выражение “заграничная буря в стакане воды”?

– Владимир Ильич, – ответил Серго, понявший, что Ленин каким-то образом проведал о письме Сталина, – Коба наш товарищ! Меня с ним многое связывает.

– Как же, знаю, – сказал Ленин. – У меня самого хорошие воспоминания о нем… Только революция еще не победила и не дала нам права ставить над интересами дела личные симпатии… Говорите, “Коба наш товарищ”, дескать, большевик, не перемахнет. А что непоследователен, на это закрываете глаза? Нигилистические шуточки о “буре в стакане” выдают незрелость Кобы как марксиста.

Ленин послал Сталину предупредительный сигнал – но вскоре простил “кавказца Сосо”. Через некоторое время меньшевик Уратадзе рассказал Ленину о том, как Сталина исключили из партии в Баку. Ленин только посмеялся: “Не стоит придавать большое значение таким вещам”. Тогда Уратадзе рассказал о сталинской жестокости, участии в разбое. “Именно такой человек мне и нужен”, – ответил Ленин.

В Сольвычегодск прислали деньги на побег – семьдесят рублей. Но эти деньги у Сталина почти сразу украли. Их послали переводом в Вологду ссыльному студенту по фамилии Иванян. Передавать деньги через третье лицо – вполне обычная практика тех лет: в противном случае получатель потерял бы казенное содержание. Но всегда был риск, что деньги украдут.

Где-то в январе-феврале Сталин сообщил, что ему необходимо посетить врача. Это был повод попасть в главный город губернии. Он собирался зайти к Иваняну, забрать деньги и уехать поездом в Петербург. Но у студента были другие планы. Когда Сталин добрался до Вологды, Иванян отправил его к другому ссыльному – графу Алексею Дорреру. Как писал Сталин, “денег этих мне не передал т. Иванян, а показал лишь телеграмму о присылке для меня указанной суммы (в телеграмме было вытравлено несколько слов), причем т. Иванян не мог объяснить ни “пропажу” денег, ни факт вытравления из телеграммы нескольких слов”.

По некоторым сведениям, пропажа денег не остановила Сосо, и он все равно сел на поезд до Петербурга. Промотавшись весь день по городу, он набрел на аптеку, над которой висела фамилия хозяина-грузина – Лордкипанидзе. Он зашел и признался, что бежал из ссылки. Аптекарь пожалел земляка, укрыл его у себя и накормил. Сталина всегда поражало, что ему помогают совершенно незнакомые люди.