Продолжала вести лекции, ходила за продуктовым пайком в губком, писала вечерами письма — Марусе, Диночке Пигит.
Рождество и наступивший новый год встречали безрадостно: у дверей продуктовых магазинов чудовищные очереди за хлебом, рыночные торговцы наотрез отказываются брать выпущенные в несметных количествах новые деньги — «керенки». Тревожные вести о немецком наступлении на севере, дома холодно, дрова и керосин на исходе.
Шестого января газеты принесли ошеломляющую новость: заседавшее в Таврическом дворце Учредительное собрание по решению большевистского руководства разогнано, Чернов заключен под стражу.
Контрреволюция! Теперь уже никаких сомнений. Большевики пошли ва-банк. Прав был Миллер. В Москву, в Москву!
На верхней полке курьерского поезда, увозившего ее из Крыма, читала в большевистской «Правде»:
«Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина и Дутова, холопы американского доллара, убийцы из-за угла правые эсеры(«Жуть!»)требуют в Учредительном собрании всей власти себе и своим хозяевам — врагам народа. На словах будто бы присоединяясь к народным требованиям: земли, мира и контроля, на деле пытаются захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции. Но рабочие, крестьяне и солдаты не попадутся на приманку лживых слов злейших врагов социализма, во имя социалистической революции и социалистической советской республики они сметут всех ее явных и скрытых убийц»…
Перевернула страницу, увидела знакомую фамилию под статьей — «Ленин», стала читать. Это были тезисы большевистского вождя об Учредительном собрании.«Всякая попытка, прямая или косвенная, рассматривать вопрос об Учредительном собрании с формальной юридической стороны, в рамках обычной буржуазной демократии, вне учета классовой борьбы и гражданской войны является изменой делу пролетариата и переходом на точку зрения буржуазии»…
«Чертов словоблуд!»
Скомкала не дочитав газету, сунула под подушку. Лежала в полутьме вагона, охваченная мыслями. Подумала неожиданно: «Какое нынче число? Неужели десятое февраля?»
Забыла о собственном дне рождения, надо же!
Революция продолжается!
Вконец запутавшийся в газетных сообщениях московский обыватель вздыхал уныло за завтраком, глядя в заиндевелое окно:
«О господи! Что день грядущий нам готовит?»
«Все что угодно, милостивый государь! — слышалось в посвисте ветра за стеклом. — Все что угодно! Не исключая конца света».
Не захочешь, а поверишь: сюрприз за сюрпризом! С первого февраля — новый календарь, скакнули аж на две недели вперед. Отменили церковные браки — только гражданские, ввели новое правописание — без твердого знака в конце слов, без «ять», «фиты» и десятеричного «и» — все в одночасье сделались неграмотными.
— Слыхали, батенька, — останавливает его на крыльце дома сосед, инспектор городского налогового управления. — Не сегодня-завтра большевики объявят столицей Москву. Ленин со товарищи, по слухам, уже в Кремле.
А провались они пропадом: объявят так объявят — в Кремле, так в Кремле.
Отворачиваясь от снежного порыва, обыватель идет к трамвайной остановке.
На Лубянской площади с утра пораньше — народ. Дамы приличного вида, студенты, курсистки, офицеры, мастеровые. Торгуют с рук поношенной одеждой, галошами, книгами, консервами. Проехал мимо обоз ломовых телег, прогрохотал по булыжнику грузовик с солдатами, кто-то из кузова прокричал в его сторону матерные слова. Что возьмешь с охламонов? Хозяева. Вся власть советам.
— Простите, пожалуйста! Не скажете, как пройти к облсовнаркому?
Дамочка в потертом салопе и шерстяном платке поверх шляпы. Приезжая, по всей видимости.
— Это две остановки трамваем, — объясняет он. — Нам по пути, я покажу… Вы не из Петрограда случайно?
— Из Крыма.
— Ясно, Крымская советская республика.
— Да вроде этого.
— Бежит народ. И все в Москву… Вот наш трамвай… Осторожно, не поскользнитесь на ступеньках…
— Пропуск, барышня! — загородил ей дорогу солдат в папахе с винтовкой.
— У меня записка к товарищу Покровскому. Вот, пожалуйста, — протянула она листок. — От товарища Спиридоновой.
— По запискам не пропускаем, не положено.
— Я своя, товарищ. Вот паспорт, посмотрите.
— Освободите проход! — повысил он голос. — Сказано ясно: только по пропускам!
Она сошла со ступенек, оглянулась в растерянности. Улица в сугробах грязного снега, тянутся по тротуару люди — с нагруженными санками, мешками на спине. Ноги гудят невыносимо: плохо спала последнюю ночь в поезде, обегала с утра пол-Москвы. Нашла по адресу Марусю Спиридонову — в знакомом доме на Большой Садовой, часть квартир в которой было реквизировано большевиками под коммунальное жилье для аппаратчиков. Повидалась с оставшимися в родном гнезде «уплотненными» Аннушкой, Диной и Давидом. Ильи Давыдовича в доме не было: уехал до начала октябрьских боев от греха подальше за границу.
— Живите у меня, — предложила Спиридонова, — места хватит. Я много разъезжаю, дома бываю не чаще чем раз в неделю. Подыщем вам работу, не волнуйтесь. Революция, Фанни, не закончилась.
Договорились, что она займет должность технички в Московском областном бюро партии, будет, кроме того, выполнять отдельные поручения Маруси, деньги на содержание получать из партийной кассы.
Первым ее ощущением по приезде в Москву было: отстала безнадежно в понимании политической ситуации, расстановки партийных сил. Спиридонова среди большевистской верхушки, член президиума ленинского ВЦИКА, там же Саша Измайлович. Настя Биценко, твердокаменная эсерка! — заместитель председателя московского областного совета народных комиссаров, правая рука Покровского! Невероятно!
Живя в провинции, черпая информацию из газет, была убеждена: большевики — предатели, всадили исподтишка нож в спину демократически избранного правительства, Ленин и компания хуже якобинцев, ведут страну к произволу и диктатуре.
Вовсе не так, оказывается. Единственная сила, если верить Маше, способная удержать от пропасти оголодавшую, уставшую от военных тягот Россию. Начали круто, ничего не скажешь. А как быть в ситуации разваливающегося фронта, перед лицом немецкого наступления, острой нехватки топлива и продовольствия? Карточной системы, обесценивающихся день ото дня бесполезных «керенок», усталости людей, неверия, разброда? Можете дать ответ?
— Пора нам, Фанечка, научиться политике компромиссов, — говорила за вечерним чаем Маша. — Не кукарекать бестолку о попрании священных идеалов свободы, не идти напролом. Сидение в оппозиции — слабость, ошибка. Будучи во власти, не соглашаясь во многом с большевиками, мы тем не менее можем влиять на принятие решений, легально работать с собственной партией, множить ряды сторонников… Займитесь поначалу Москвой. Походите по организациям, познакомьтесь с левоэсеровскими активистами, в особенности с заводскими. Будете информировать меня о самом важном. Скоро проведем съезд, выработаем программу действий, пополним партийные ряды…