– Никто сюда не проходил, – сказала Скелсгард, прислонившаяся к пульту управления.
Ее лицо было бледной маской боли и изнеможения.
– Никаких признаков детей войны?
– Думаю, они сюда не добрались. К счастью для нас. Если б добрались, могли бы наделать жутких дел. Необратимо испортить тоннель или превратить его дальний конец во временну́ю «белую дыру». А тогда – прощай, Фобос. И всё поблизости – тоже.
– Давай-ка взглянем на твою ногу.
– Я поправила жгут. На время сойдет.
Ожье выдернула из крепления на стене аптечку первой помощи, открыла пластиковую крышку и, покопавшись, отыскала шприц с морфином.
– Сможешь сама? – спросила Верити, передавая шприц Маурии. – Я не слишком ловка с иголками.
– Управлюсь, – пообещала Скелсгард.
Она надорвала зубами стерильную оболочку шприца и вогнала его в бедро пониже жгута, но выше раны.
– Не знаю, стоит ли колоть морфин. Ну да ничего, скоро узнаю.
– Нужно задействовать тоннель, – сказала Ожье. – Как думаешь, сможем вдвоем?
– Подожди минутку, я отдышусь… А пока иди вон к той консоли, – Маурия указала кивком, – и на верхней панели переведи все тумблеры на красное. Затем посмотри, останутся ли показания на шкалах в зеленой области.
– Так просто?
– Сестричка, все нужно делать по порядку, шажок за шажком. Мы тут не на газовой плите кашеварим, а имеем дело с крупными искажениями локальной пространственно-временно́й метрики.
– Завещание у меня уже готово, – проинформировала Верити.
Она сняла туфли и поспешила вниз по спиральной лестнице. Раньше Ожье никогда не спускалась вниз, к машинам. Их нависающие громады поражали воображение и давили на психику. К счастью, все выглядело исправным. Транспорт по-прежнему висел в вакуумной приемной капсуле, охваченной амортизирующим подвесом, раскрашенным желто-черными полосами. Тупой помятый нос так и глядел наружу, прочь от зеркальных стен портального тоннеля.
Осталось только развернуть судно и дождаться момента стабильности.
Ожье подошла к пульту, указанному Маурией, и принялась один за другим перещелкивать массивные тумблеры. Стрелки на приборах задрожали, но хотя пара из них задержалась немного на красном, в конце концов все ушли на зеленое.
– У нас все на зеленом! – отрапортовала она бодро.
Скелсгард подтащила себя к поручням на краю площадки, глянула вниз:
– Отлично! Лучше, чем я ожидала. Теперь видишь второй ряд тумблеров, под пластиковой крышкой на шарнирах?
– Ну да.
– Подними крышку и начинай переключать их, следя при этом за циферблатами. Если хотя бы две уйдут на красное и застрянут там – прекращай.
– И почему мне кажется, что тут как раз и есть самое сомнительное?
– Тут все самое сомнительное.
Ожье принялась за второй ряд тумблеров, на этот раз медленней, позволяя стрелке над каждым тумблером успокоиться перед тем, как перейти к следующему. С каждым тумблером усиливалось гудение машин вокруг. Даже по другую сторону зала – да и в самой вакуумной капсуле – на приборах и аппаратах замигали зеленые и красные огни.
– Я уже на полпути, – сообщила Ожье. – Пока все нормально. Судно полетит само по себе?
– Давай не все сразу. Мы подготовим корабль, когда стабилизируем кривизну горловины. У тебя уже мурашки по коже?
– Пока нет.
– А следовало бы.
Ожье щелкнула очередным тумблером и воскликнула:
– Оп! На пятом циферблате стрелка на красном.
– О том я и тревожилась. Верни тумблер в прежнее положение… Стрелка вернулась на зеленое?
– Да, похоже, – ответила Верити, щелкнув тумблером.
– Попробуй снова.
– Все еще на красном. Выключаю, пробую снова. Печально, – произнесла Верити, закусив губу. – И что это значит?
– Что у нас неприятность. Ладно. Оставь эту консоль, иди к следующей. Вон к той, рядом с ящиком для инструментов.
– Ага.
– Теперь переключи красный тумблер справа от монитора и скажи, какие цифры в третьей колонке на экране.
– Пятнадцать запятая семь три, тринадцать запятая ноль четыре, – принялась читать Ожье, стерев рукой пыль с экрана.
– Округляй. Мне точность до десятых не нужна.
– Все между десятью и двадцатью.
– Вот зараза! Стабильности еще нет.
– Мы можем вернуться домой?
– Трудно будет.
Ожье оторвала взгляд от консоли и посмотрела на Скелсгард:
– А если подождать, дела улучшатся?
– Могут. А могут и ухудшиться. Трудно сказать, как долго тоннель будет нестабильным. Несколько часов. Десятки. Или десятки дней.
– Так долго ждать нельзя, особенно если в любой момент угрожают явиться детки. Что ты имела в виду, говоря «трудно будет»? Трудно, но все-таки возможно?
– Одна из нас может вернуться.
– Не понимаю…
– Нужно стабилизировать геометрию ближнего входа в тоннель, а это потребует много энергии. Больше, чем у нас есть сейчас.
– Да не важно. – Ожье пожала плечами. – Пусть тоннель схлопывается после того, как я из него выйду.
– Не так все просто. – Маурия покачала головой. – Слушай, я не хочу читать лекцию по теории гипервакуума…
– Не хочешь – не читай.
Скелсгард улыбнулась:
– В общем, для нас важно, чтобы горловина тоннеля оставалась открытой все время, пока мы движемся к выходу. Плохо, если она закроется, – и вдвое хуже, если закроется резко. Во-первых, мы рискуем потерять тоннель вообще. Со стороны Парижа при закрытии выделится мало энергии. Почти вся она потечет в сторону Фобоса. Представь, что ты растянула резиновую ленту двумя руками и отпустила один конец. Понимаешь, к чему я? Но даже если закрытие не разрушит тоннель, по нему побежит ударная волна. И всю дорогу домой за нами будет гнаться солитон.
– Что такое солитон?
– Самодвижущаяся складка на ковре – но с очень гадким характером.
– Хватит. Это все, что мне хотелось узнать. Теперь скажи, что делать. Можно не допустить, чтобы закрылась горловина?
– Да. После отбытия судна надо понизить мощность до уровня, который генераторы смогут поддерживать до возвращения на Фобос.
– Кажется не слишком сложным.
– Это несложно. Но беда в том, что подобную процедуру мы и не думали автоматизировать. Всегда предполагалось, что тут сидит команда или что можно подождать, пока тоннель не стабилизируется сам.
– Понятно, – спокойно проговорила Ожье. – Ты лучше покажи, что делать.