Встречи на перекрестках - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Примаков cтр.№ 114

Один из таких откровенных разговоров состоялся 9 июля 1998 года с В. Осканяном. Этот симпатичный человек и хороший профессионал приехал в Армению из США. Большое уважение вызывало его стремление изучить русский язык, в чем он, несомненно, преуспел, предпочитая слушать своего собеседника без переводчика.

– Вы говорите о нашем стратегическом партнерстве, – сказал я, – но ведь оно подразумевает учет каждой стороной не только своих, но и интересов партнера. Разве не ясно при этом, что Ереван должен считаться со стремлением Москвы не отталкивать от себя Азербайджан, развивать добрые отношения и с ним. Но для этого нам нужно сохранить абсолютно объективную позицию в отношении конфликта. Россия, как и прежде, будет против сепаратизма, но за то, чтобы Нагорный Карабах обрел все права, гарантирующие благополучие и процветание его населения.

6 июня 1998 года мне позвонил вечером домой министр иностранных дел Грузии Ираклий Афиногенович Менагаришвили и сказал, что Э.А. Шеварднадзе поручил ему вылететь из Тбилиси и поговорить со мной «как можно быстрее». Я смотрел в это время информационный выпуск ОРТ, где показывали секретаря Исполкома СНГ Б.А. Березовского в Тбилиси, сопровождая «зрительный ряд» текстом диктора о том, что его «челночные броски» в столицу Грузии и в Сухуми подготовили встречу Шеварднадзе с Ардзинбой.

С Менагаришвили договорились увидеться в Москве на следующий день, в воскресенье, в 8 вечера, так как в понедельник, 8 июня, я должен был сопровождать президента Ельцина в его поездке в Бонн. Спросил у своего грузинского коллеги, как обстоят дела с принятием документа, над которым вот уже неделю плотно работали с представителями двух сторон на Смоленской площади, в МИДе.

Подписание очередного грузино-абхазского документа стало необходимостью после событий, произошедших в двадцатых числах мая в Гальском районе. Туда через реку Ингури проникли люди из формирований грузинского «Белого легиона», «Лесных братьев» и спецназа. Абхазы перебросили в этот район дополнительные подразделения МВД. В боевых действиях были применены стрелковое оружие, крупнокалиберные пулеметы и минометы. Тяжелую технику – танки, бронетранспортеры, артиллерию – в зону боев с двух сторон российские миротворческие силы не пропустили, что и позволило в конечном счете локализовать вооруженные столкновения.

Однако сотни домов, расположенных в зоне боевых действий, были уничтожены. Многие сожжены, в основном абхазскими «факельщиками». На другой берег Ингури бежало 25–30 тысяч мирных жителей. Тбилиси обвинил абхазскую сторону в том, что она пытается окончательно перечеркнуть то демографическое положение, которое существовало в Абхазской автономной республике: там до войны проживало около девяноста тысяч абхазов, более трехсот тысяч грузин и двести тысяч русских, украинцев, армян, греков, евреев, эстонцев и т. д.

В результате боев грузинские формирования в основном оказались вытесненными. Я не думаю, что Шеварднадзе был информирован во всех деталях об этой операции, которая с самого начала была обречена, так как, по признанию самого президента Грузии, небоеспособная армия не смогла ее поддержать. Но ведь подобные действия осложняют миротворческий процесс. Получилось так и на этот раз. Дело в том, что после окончания в 1994 году широких грузино-абхазских боевых действий в Гальский район, населенный в основном грузинами, «неорганизованно» возвратилось около 70 тысяч покинувших его во время войны. При всех трудностях они начали восстанавливать свои дома, хозяйства, но теперь, уже во второй раз, превратились в беженцев.

25 мая после переговоров в Сухуми и Гагре был подписан Протокол о прекращении огня, разведении вооруженных формирований. Абхазская сторона взяла на себя обязательство не допускать силовых действий в отношении мирного населения Гальского района. Со своей стороны, приняв на себя обязательство вывести все вооруженные формирования из Гальского района, официальный Тбилиси фактически признал то, о чем мы знали давно, – так называемые партизанские формирования «Белый легион», «Лесные братья» руководились соответствующими государственными структурами. А ведь мы неоднократно обращали внимание наших грузинских коллег на недопустимость деятельности этих формирований, тем более что на устанавливаемых ими минах подрываются мирные жители. Жертвами становились и российские миротворцы, так как мины и другие взрывные устройства устанавливались в контролируемой ими зоне безопасности.

Протокол о прекращении огня имел одноразовое значение. Нужно было срочно выходить на документ со значительно большим охватом вопросов, без которых при всем желании и искусстве «параллельных посредников» встреча президента Грузии и абхазского лидера сразу состояться не могла.

Между тем документ рождался, можно сказать, в муках. Б.Н. Пастухов делал все для того, чтобы сблизить позиции грузин и абхазов, которые вновь, в который уже раз, отвергали различные варианты компромиссной формулы. Вначале сказывалось главным образом ужесточение линии В. Ардзинбы, который стремился по максимуму использовать сложившуюся обстановку. Абхазы перенесли центр тяжести уже не на общий процесс возвращения тех, кто бежал во время войны 1994 года, а на разрешение вернуться второй, «майской волне» беженцев. Такая позиция отвергалась грузинской стороной. Мы упорно искали развязки.

8 июня проговорили с Ираклием Менагаришвили до поздней ночи. Этот обаятельный, интеллигентный человек понимал и нашу аргументацию, и, как представляется, ту роль, что играет Россия в урегулировании конфликта, от которого во многом зависит судьба Грузии. Мы оба хорошо ориентировались и в другом: российско-грузинские отношения переживали не самый лучший период в их истории, и во многом это связано с неурегулированностью Грузии с Абхазией.

У меня с этим конфликтом, как говорится, особые отношения. Вырос в Тбилиси, где окончил среднюю школу. Эдуарда Амвросиевича хорошо знаю с того времени, когда он был еще первым секретарем ЦК Компартии Грузии. Встречались часто и в то время, и позже. Когда я трижды был без его согласия направлен М. Горбачевым в Багдад во время кризиса в зоне Персидского залива, отношения натянулись, но после этого выровнялись. Он даже позвонил по телефону и спросил о моем мнении в отношении переезда из Москвы в Тбилиси, куда его усиленно звали на пост главы республики. Конечно, я поддержал, ссылаясь, будучи в то время директором СВР, на объективную информацию, которая свидетельствовала о широких прошеварднадзевских настроениях в Грузии. Понимал тогда, да и сейчас, что он единственный лидер, который смог бы вытянуть страну из «гамсахурдиевского болота».

Связывала нас и общая дружба со многими людьми, один из которых – бывший секретарь ЦК Компартии Грузии Солико Хабеишвили – в результате интриганских хитросплетений попал в тюрьму, и мы вместе – кто меньше, кто больше – боролись за его освобождение (это было при М.С. Горбачеве). Впоследствии Солико был убит в Тбилиси уже в то время, когда он вышел из тюрьмы и работал в близком окружении президента Грузии, и мы – тут уж точно одинаково – переживали эту тяжелую утрату.

Кстати, по инициативе Эдуарда Амвросиевича, в бытность его лидером Советской Грузии, я стал Почетным гражданином Тбилиси, чем очень горжусь. Я думаю, что некоторая периодическая натянутость в наших отношениях имела своей причиной, может быть, и наговоры отдельных близких к Шеварднадзе людей о том, что я хочу занять его место министра иностранных дел СССР. Так или иначе, но он говорил госсекретарю США Дж. Бейкеру, что Горбачев готовит меня ему на смену. Как-то раз, в 1990 году, отвечая на мой прямой вопрос по телефону: «Почему у нас происходит спад в отношениях, неужели вы думаете, что я хочу сесть в ваше кресло?» – Шеварднадзе сказал: «Да об этом все говорят в МИДе».