Чарли приходил на студию с одной или двумя музыкальными фразами в голове. Раскин записывал их, и они вдвоем работали над партитурой. Чаплин говорил: «Здесь не помешало бы немного Гершвина» или «Тут нам нужна одна из мелодий Пуччини». Они часто спорили. Чаплин был еще более упрям и неуступчив, чем прежде, так что иногда Раскин не выдерживал и выходил из студии. «Я не могу вернуться, – жаловался он ассистенту. – Мне хочется стукнуть его по носу».
Чаплин ссорился и с Альфредом Ньюменом, музыкальным директором компании United Artists. Он все время требовал перезаписать звук, и иногда оркестр был вынужден играть один отрывок 20 или 30 раз. Сам Ньюмен работал по 16 часов в сутки и пять раз в неделю ночевал на студии. Когда Чаплин на репетиции обвинял оркестр в том, что музыканты халтурят или не стараются, Ньюмен швырял свою дирижерскую палочку и заявлял, что больше никогда не будет работать с этим… этим… режиссером. Раскин становился на сторону Ньюмена, снова навлекая на себя гнев работодателя. В своем стремлении к совершенству Чаплин замучил всех.
Премьера «Новых времен» состоялась 5 февраля 1936 года в театре Rivoli в Нью-Йорке. Неделю спустя фильм показали в Голливуде, в Grauman’s Chinese Theatre. Признание было мгновенным. Критик из New York Times заявил, что Чаплин вернул себе звание короля клоунов, а журналист New Masses восторгался тем, что такая картина снята и вышла на экраны. Он называл это эпохальным событием. Однако публика приняла «Новые времена» не столь восторженно, и окупить затраты фильм смог лишь после того, как его стали показывать в других странах.
Эптон Синклер, американский писатель, выпустивший более 90 книг в различных жанрах, и один из отцов разоблачительной журналистики, писал: «Эпизоды на фабрике очень интересные и очаровательные, но остальное просто повторяет старый материал Чарли». Синклер полагал, что первые сцены, оригинальные и образные, когда у Бродяги случается нервный срыв из-за бешеного темпа работы на конвейере, получились самыми впечатляющими. Их сила объяснялась тем, что борьба маленького человека с современной технологией отражала трудности самого Чаплина в изменившемся мире кино.
Безусловно, в более широком смысле слова фабрика олицетворяла современный мир, в котором Бродяга был лишним. Это персонаж начала века, «аристократ», старающийся скрыть, что сейчас он нищий. Тем не менее некоторые из следующих сцен снова погрузили зрителей в знакомый чаплиновский мир бурлеска с убегающими преступниками и заключенными, глупыми полицейскими и неуклюжими официантами, эскалаторами и роликовыми коньками. Можно сказать, что при столкновении со сложностями современного мира он обратился к миру, который ему был знаком лучше всего.
В картине есть великолепные кадры. В одном из эпизодов Бродяга поднимает флаг, выпавший из фургона, и размахивает им, а потом вдруг обнаруживает, что возглавил демонстрацию бастующих рабочих. Стало быть, флаг был красный… В конце фильма Бродяга выходит, чтобы спеть песню. Слова он не помнит – текст записан у него на манжетах. Конечно, Бродяга их теряет и поет песню, состоящую из смеси слов, похожих на итальянские и французские:
Ла спинаш о ла бушо
Сигаретто порто белло…
Так зрители впервые услышали голос Бродяги – Чаплин ответил на вызов, брошенный ему звуковым кино.
В самом конце, когда Бродяга и девушка идут по длинной извилистой дороге навстречу восходящему солнцу, Чарли вновь погружается в молчание. Последние титры фильма: «Не нужно унывать! Проживем».
Это было последнее появление на экране маленького человека. Возможно, именно поэтому в «Новых временах» Чаплин повторил так много знакомых сцен из своих предшествующих фильмов – так он прощался со своим персонажем.
Бродяга уходит вдаль, и становится ясно: у него никогда не будет дома, он навсегда останется странником. Когда-то он был грубым и вульгарным, затем стал мягче и изобретательнее, чуть позже превратился в символ человечности, а в конце творческого пути своего создателя он уже романтик, исполненный жалости. Но в любом воплощении Чарли не вписывается в этот мир, он тут чужой. Чаплин понял, что время Чарли закончилось.
После премьер в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе Чарли снова захотел сбежать. В феврале 1936 года он вместе с Полетт Годдар и ее матерью отплыл в Гонолулу на пароходе Coolidge. Они отсутствовали пять месяцев, и, по словам Чаплина, во время этого путешествия он женился на Полетт. Годдар это подтверждает: «Мы поженились и посетили Бали, Индокитай, Китай и другие подобные места». Несмотря на заявления обеих сторон, никакие документы, подтверждающие этот брак, не были найдены. Возможно, сие была хитрость, предназначенная для того, чтобы усилить позиции Годдар в Голливуде. При этом нам известны сдержанные комментарии, которые дают основания предположить, что каникулы вовсе не были безоблачными.
В путешествии Чаплин не прекращал работать. У него был сюжет для фильма о бедной русской аристократке, которая тайком проникает на борт океанского лайнера, где влюбляется в американского дипломата. Этот замысел реализуется 30 годами позже в фильме «Графиня из Гонконга» (A Countess from Hong Kong). Чаплин снова стал размышлять над картиной о Наполеоне, причем играть Корсиканца собирался сам. Кроме того, он купил права на экранизацию романа под названием «Регентство» (Regency), возможно полагая, что Полетт может сыграть отважную героиню из лондонского общества начала XIX столетия. Эти планы не были реализованы.
Годдар позже рассказывала: «Когда мы вернулись, он собирался сочинять для меня другую картину. Но вы знаете Чарли – это может занять у него вечность!» Она была слишком честолюбивой, слишком нетерпеливой, чтобы ждать его вдохновения до скончания следующего столетия. Теперь Годдар, несмотря на недовольство Чаплина, серьезно раздумывала над ролью Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром» по роману Маргарет Митчелл. Летом 1937 года Полетт участвовала в пробах, но режиссеру они не понравились, и роль ей не досталась. Чаплин по-прежнему искал для нее подходящий материал. Он написал три сценария, которые затем по разным причинам отверг. Годдар ждала.
Похоже, они серьезно ссорились. Один из современников вспоминал, что Чаплин превратился в настоящего затворника. Другой описывал его как нервного и ожесточенного типа… Справившись – так или иначе – с затянувшимся раздражением, Чарли со своим новым другом и партнером по теннису Тимом Дюраном решил отправиться на морской курорт Пеббл-Бич в Калифорнии. Кстати, впоследствии Дюран стал его личным представителем в компании United Artists. Чаплин пробыл там первые месяцы 1938 года и поначалу пытался держаться особняком. Однако довольно скоро он стал своим в местном обществе, состоящем из очень богатых людей. Дюран вспоминал один вечер, когда Чаплину не хотелось ужинать ни с кем из соседей, но тем не менее они приняли приглашение. «Все собрались вокруг него – вы понимаете. И он был героем. У него были зрители, и он не мог уйти – остался до трех утра. А после этого захотел выходить в свет каждый вечер, потому что они считали его великим артистом и милым человеком», – пишет Дюран. Именно в Пеббл-Бич Чаплин начал серьезно размышлять над ролью, которая стала самой амбициозной и грандиозной во всей его творческой жизни.