Анастасия исподтишка наблюдала за «Немцем». Она не обижалась на Якоба-Георга ни за взрыв бешеных эмоций, ни за его внезапное окончание. По ее мнению, масон фон Рейнеке принадлежал к какому-то другому, малопонятному ей миру, может быть, странному, может быть, слишком возвышающемуся над прозой бытия. Но Флоре он нравился. Суть дела состояла в том, что она, даже отвечая на его ласки, все равно бы не позволила ему завершить их соитием. Не могла курская дворянка так рисковать собой перед отъездом в Рейхенбах. Не могла, и точка.
Повернувшись к напарнику, Аржанова ласково провела рукой по его щеке. Якоб-Георг тяжело вздохнул и прижал ее ладонь к губам. Все, о чем он мечтал, почти осуществилось. Нечто, похожее на объяснение в любви. Нечто, похожее на ответ «да». Нечто, похожее на телесную близость.
— Ваша идея с отпуском и поездкой на воды в Карлсбад мне кажется разумной и своевременной, — сказала Аржанова, заглядывая ему в глаза.
— Очень рад, дорогая Лора.
— Совершенно открыто и официально мы выедем из Вены. Вот только на курорт вы прибудете один.
— А вы куда денетесь? — безмерно удивился фон Рейнеке.
— Сегодня, милый друг, я получила донесение от конфидента о международной конференции, устраиваемой в Силезии. Там ожидается подписание неких секретных соглашений. В частности — между Австрией и Турцией. Это угрожает интересам Российской империи. Значит, я должна все узнать в точности…
По круглым щекам Глафиры катились слезы, и она изредка утирала их краем белого фартука. Горничная стояла перед открытым гардеробом и перебирала туалеты барыни, в нем хранящиеся. Это ж сколько красивых, добротных и, самое главное, — дорогих — вещей придется бросить!
Вот корсажи к разным платьям: парчевые, бархатные, суконные с серебряными позументами шириной в один вершок (то есть около 4,5 см — А. Б.). Вот юбки, зимние, демисезонные, летние из сукна, плотного лионскиго шелка, голландского полотна, в модных венских ателье заказанные. Вот два «карако», или изящных дамских сюртучка, из английского сукна, тонкого, мягкого, как бы бархатистого, да еще с жемчужными пуговицами. Вот настоящая турецкая шаль, большая, с бахромой по краям, с цветами, вытканными посередине, ей цена — шестьдесят пять дукатов в магазине Соломона Айзенштерна, что на площади возле собора Святого Стефана находится. Кому все достанется, коли княгиня Мещерская и верные ее слуги на квартиру первого секретаря российского посольства больше не вернутся?
Вчера Глафира, молча выслушав разъяснения Анастасии Петровны, пошла в свою комнату, достала гадательные карты, привычно раскинула их на столе. Ничего обнадеживающего и определенного тузы, короли и дамы ей не сказали. Дальняя дорога, казенный дом, валет «пик» в услужении, но не долгом, какое-то непредвиденное событие, бегство в сторону большой реки. Ни города Вены, ни господина фон Рейнеке с его безоглядной любовью к барыне, которого горничная теперь держала за короля «бубен», она, к своему огорчению, не увидела. Хотя долго хитрила с раскладом картинок, отпечатанных на атласной бумаге в городе Берлине.
Получалось, что ее сиятельство права. Дорогие и модные вещи, кои носила супруга надворного советника, совершенно не подходят Грете Эберхард, владелице передвижной пивной и винной лавки, что отправляется вслед за делегацией австрийского Министерства иностранных дел в силезскую деревню Рейхенбах, поистине — на край света. Распродать за неделю их невозможно, это сразу вызовет подозрения. Взять с собой — затруднительно, поскольку повозок у них всего три, и оные до отказа забиты бочками с пивом и вином, разным скарбом, нужным для торговли и мало-мальски облегчающим жизнь в походе.
Единственное исключение — ларец с драгоценностями. Завернув в дерюгу, ее можно засунуть куда-нибудь между корзинами, сундуками, баулами. Да и то опасно. Каким образом, например, к торговке Грете могла попасть бриллиантовая диадема стоимостью в семь тысяч дукатов, золотые заколки для волос, браслеты, серьги, броши, украшенные алмазами, рубинами и изумрудами?..
Тем временем в столовой Аржанова вместе с Сергеем Гончаровым внимательно рассматривала расстеленную на обеденном столе большую цветную карту Священой Римской империи и прилегающих к ней земель. Силезия, которая их сейчас интересовала, искони принадлежала Габсбургам. Около пятидесяти лет назад ее захватили прусские войска под командованием короля Фридриха Второго. Австрийская армия так и не сумела выбить пруссаков с захваченной ими территории. Мария-Терезия скрепя сердце согласилась отдать «Неугомонному Фрицу» плодородную провинцию площадью в 5147 квадратных километров в обмен на признание ее мужа, Франца-Стефана Лотарингского, императором, а ее — императрицей Священной Римской империи.
Столицей Силезии являлся город Бреславль (совр. город Вроцлав, Польша — А. Б.). Селение Рейхенбах раполагалось примерно в сорока километрах к северу от него, ближе к горам, отделяющим Силезию от Моравии. Населяли провинцию немцы, чехи и поляки. В основном они занимались земледелием и выращивали пшеницу, лен, сахарную свеклу. Но имелись и разработки бурого и каменного угля, залегавшие неглубоко, удобно для добычи.
Анастасия не была уверена, что уголь ей понадобится. Она ехала в Рейхенбах на месяц-два, пока австрийцы будут договариваться с пруссаками и турками. Впрочем, многое зависело от канцеляриста Кропачека и тех бумаг, которые попадут к нему в руки. Если на международной конференции случится нечто из ряда вон выходящее, то она готова скакать день и ночь, лишь бы доставить ценные сведения вовремя.
Однако колдун уверял Флору, будто лучше и безопаснее не скакать по дорогам, а плыть по рекам. В Австрии, горной стране, они текут быстро и, слава богу, в нужном для русских направлении: с северо-запада на юго-восток.
Например, ближайший лагерь наших войск, где сейчас стоит дивизия генерал-аншефа графа Суворова-Рымникского, находится в румынском городе Галац, на левом берегу Дуная. Река же Морава, берущая начало примерно в ста верстах от Рейхенбаха, близь прусско-австрийской границы, на склоне горы Кралицки Снежник, у деревни Долна Морава, впадает в Дунай возле Девина (район совр. города Братислава, Словакия — А. Б.). Девин — большой перевалочный торговый порт. Баржа «Матильда», приткнувшись там к какому-нибудь из множества причалов, может ждать ее сиятельство, и никто ничего не заподозрит.
Почти полгода назад став штурманом, а затем капитаном у Франца-Ксаверия Зюсмайера, белый маг полюбил речное судоходство. Он досконально изучил Дунай, вторую по величине реку в Европе после Волги. Дунай был совсем не голубым, как любят именовать его восторженные почитатели, а мутным, желтовато-коричневатым из-за частиц грунта, смываемого сильным потоком воды с илистых почв Среднедунайской и Нижнедунайской низменности. Судовождение здесь требовало изрядного умения и осторожности. Река имела причудливый рельеф. Она то сужалась, то расширялась, то выходила на стремнину, то образовывала длинные отмели и тихие заводи, то обтекала острова.
Штурманским циркулем Гончаров на глазах курской дворянки измерял водные артерии Священной Римской империи, в уме проводил исчисления и выдавал готовые ответы: