Червонное золото - читать онлайн книгу. Автор: Антонио Форчеллино cтр.№ 22

Поступив на службу к папскому сыну, и Бальони, и ди Спелло обнаружили, что разделенные злоба и ненависть делают людей более похожими, чем людское семя, и постепенно, день за днем, становились братьями. Со временем они и одеваться начали одинаково. В это утро оба предстали в желтых чулках, подвязанных, как и панталоны, серыми лентами, и в куртках из атласного бархата цвета каштана.

Тот, кто глядел на них, замечал два одинаковых, заострившихся от ненависти профиля и зловещий блеск в глазах, с удовольствием отражавших ужас, который они наводили на окружающих. В этот день оба ощущали себя причастными к триумфу Пьерлуиджи, получившего герцогство от отца и двух внуков мужского пола от щедрой природы в придачу. Текущая в мальчиках королевская кровь, конечно же, вознесет его к самой верхушке итальянской и европейской знати.

Оглянувшись, чтобы насладиться зрелищем всей Италии, собравшейся за его плечами, новоиспеченный герцог встретился глазами со строгим взглядом Элеоноры и нагло ухмыльнулся.

— Как он похудел, — заметила герцогиня Урбино, не видевшая Пьерлуиджи больше года.

— Французская болезнь его истощила, но не убрала жуткой улыбки, от которой стынет кровь в жилах. Невероятно, но это воплощение зла торжествует самым нахальным образом. От него уже ничего не осталось. Один скелет в праздничной одежде. Даже глаз не видно под гноящимися веками. Невероятно, что такое ничтожество могло натворить столько зла. Когда он находился еще в силе, он изнасиловал дочерей мэра Фермо прямо у него на глазах, а потом убил его. Жертвами его насилий и убийств можно было бы заполнить эту церковь, а он тут как тут, и его нарекли герцогом самых богатых северных городов. Порой кажется, что Господь не желает смотреть в нашу сторону.

Виттория сделала ей знак говорить тише.

— Нелегко проследить предначертания Господа. Истинное воздаяние и настоящая слава ждут нас в жизни вечной.

— Да, но и на земле хотелось бы получить знак хоть какой-то справедливости. Мой муж всю жизнь повторял мне, что женщины не способны оценить значение мужчин. Но он не убедил меня, что мужские достоинства измеряются преступлениями. Этот живой портрет всех пороков внушает мне отвращение. А нынче он торжествует под крылышком у отца, римского понтифика, которому бы следовало быть зеркалом святости.

Словно желая оправдать Божьи предначертания, призванные уравновесить добро и зло, Виттория указала на юношу, сидевшего как раз за отвратительным папским сынком. У него было робкое ангельское лицо, из-под блестящих черных волос выглядывали глаза ребенка, который изо всех сил отстаивает свою чистоту.

— Погляди-ка на его сына, на Рануччо. Просто невероятно, что они отец и сын. Мальчик кажется святым, о нем рассказывают чудеса. Если деду удастся сломить сопротивление Алессандро, он сразу станет кардиналом. Все восхищаются его честностью и искренностью его веры. Может, поэтому дед и хочет сделать его кардиналом, чтобы уравновесить злодейскую сущность остальной семейки.

Шум отодвигаемых кресел привлек их внимание к ярко освещенному входу: сияя, как золотая амфора, на место в пятом ряду усаживалась Элеонора Толедская. Ее место было гораздо дальше, чем кресла обеих подруг, которым по рождению надлежало сидеть рядом с представителями королей и императоров. Тем же правом обладала и Рената, но она предпочла сесть подальше, во-первых, чтобы оказаться рядом с Джулией, принадлежавшей к провинциальной знати, а во-вторых, как в шутку заметила сама Джулия, чтобы иметь возможность наблюдать за тем, что происходит в церкви, и, в частности, за Элеонорой Толедской.

Супруга Козимо I неестественно туго и высоко стянула волосы надо лбом, чтобы подчеркнуть его выпуклость и белизну. Видимо, эта неподвижная округлость казалась ей и ее льстецам верхом благородства. Маленькие черные глаза уставились в какую-то неопределенную точку внутри апсиды, изо всех сил избегая встретиться с чьим-нибудь взглядом. Ей было очень неудобно сидеть в негнущемся платье из волоченого золота, с полоской жемчужин по талии и короткой мантильей из лилового атласа. Блестящие черные волосы поддерживала серебряная сетка с крупными, как орехи, жемчужинами. Свободно от украшений было только лицо, а жемчужная кираса, ничуть не менее угрожающая, чем военный доспех, давала понять, что эта женщина защищена от нападения целого войска.

Сидевший рядом с ней молодой герцог Козимо, с выпученными глазами, которые, казалось, вот-вот вылезут из орбит, потел от старания обменяться улыбками со всеми представителями европейской знати. А те едва его замечали, ибо не привыкли еще ни к имени, ни к герцогству, едва возникшему в Центральной Италии, и не ведали об амбициях, разрывавших его и его жену.

Когда маленькая церковь совсем изнемогла от жара множества тел, тысяч свечей и римского сирокко, на золотых носилках внесли Его Святейшество Павла III. Старческое тело настолько высохло, что Рената шепотом сравнила его с пучком сена. Две черные точки наверху маленькой пирамидки на плечах четверых здоровенных швейцарских гвардейцев сияли радостью и удовольствием, наблюдая, чтобы все разворачивалось так, как задумано. Глаза Папы, живые и молодые, несмотря на почтенный возраст, наслаждались торжеством, которого он ждал всю жизнь.

Следуя этикету, Маргарита в церковь не пошла, пообещав Алессандро нанести короткий визит вежливости на приеме после церемонии. Она среди первых явилась во дворец, поразив всех пурпурным платьем и еще более ярким шарфом, про который Джулия сказала, что его словно окунули в кровь. На голове у Маргариты красовалась мавританская шапочка с окантовкой из серебряных нитей. В пышных складках платья тонула потертая бархатная сумочка с золотым шитьем, с которой Маргарита никогда не расставалась. Однако сновавшие между столов мажордомы, призванные следить за безупречностью каждой детали, не заметили маленького диссонанса в этом ослепительном явлении, перед которым на миг померк весь блеск праздничного зала.

В зале на длинных накрытых столах победно пестрели желтые и красные маргаритки вперемежку с ароматными лилиями: в оранжереях Фарнезе всегда хватало свежих цветов. В центре каждого стола, затмевая красотой всю остальную богатую и многочисленную утварь, высилась ваза для мясных костей и фруктовых косточек. Эти вазы изготовил для Павла III Бенвенуто Челлини в знак признательности за помилование. Он был так рад выйти из тюрьмы, что меньше чем за два месяца сделал три вазы потрясающей красоты, почти в две ладони высотой, с орнаментом из листьев и фантастических фигур. Ручками служили переплетающиеся фигурки дельфинов, амуров с крылышками и хвостатых морских чудовищ с драгоценными камнями вместо глаз. Чистота и простота рисунка вместе с необычным сочетанием материала и драгоценных камней производили поразительное впечатление, и ни у кого не оставалось сомнений, что папы простят ювелиру все, что бы тот ни натворил в будущем. Не менее ценными были серебряные чаши с водой, где плавали лепестки роз. Их расставили возле каждого прибора, чтобы гость мог помыть руки после трапезы. Вазы и сверкающие бокалы ждали, когда в них польется рубиновое вино, отразится золотое шитье нарядов и зал взорвется фейерверком радости.

Папский личный камергер, монсиньор ди Алериа, суетился между столами, поправляя цветы и кушанья, и попутно препирался с кузиной Папы, донной Филоменой Фарнезе. Отправившись в Рим на другой день после избрания родственника Папой, она больше не намеревалась возвращаться в маленький итальянский городок, где род Фарнезе в течение двух веков занимал свое почетное место в окружении овечьих стад и этрусского туфа. Филомена Фарнезе возглавляла пастушье племя, и перед ее железным крестьянским упорством не устояли папские камергеры, поначалу хоть как-то стремившиеся приспособить ее поведение к стилю двора понтифика.