Советские женщины в течение десяти послевоенных лет, до 1955 года, жили под страхом нежелательной беременности и наказания за избавление от нее. Эта ситуация, запрограммированная уже в конце 1930-х годов законом о запрете абортов, была усугублена условиями войны и изменениями в советском брачно-семейном законодательстве: прежде всего Указом 1944 года. Почти каждая женщина, фертильный возраст которой пришелся на середину 1930‐х – середину 1950-х годов, имела в своей биографии историю, связанную с нелегальным абортом. Петербурженка 1925 года рождения, респондентка А. Роткирх вспоминала о событиях 1954 года: «Саша поговорил со знакомым фельдшером. Тот, как узнал – пятый месяц, отказался, сказал, без больницы не обойтись. Потом я нашла девчонку, которая делает аборты. Велела приготовить хозяйственное мыло кипяченое. Я все приготовила, она пришла, влила это мыло и сказала: „Воздух попал, будет знобить“ так и вышло: пришел Саша и сразу все понял, что я уже готова. Знобило, поднялась температура 40, плод не идет, и на другой день тоже. Вызвали скорую. Саша убежал – за аборт очень строго судили. В больнице сказала, что сделала аборт сама, внимания никакого, только при обходе спрашивали – не родила? Нет, пусть рожает – и все. Лежу уже три дня, температура 40, стала уже разлагаться, пошла вонь от меня, в палате стали жаловаться – не могут есть. Запах по палате. И никто ничего. Сделала сама – и выкарабкивайся как можешь. Я просила сестричку, чтобы меня перенесли в коридор. Зима, холодно, но хоть я мешать никому не буду. Сестры перенесли меня в коридор. Одна в большом холодном коридоре, зима, одеяла тонкие. На меня наложили матрас, чтобы не замерзла. Я лежала так уже три дня, вся разлагалась. Никто не подходил. Плод давно не бился, понимала, что это конец. Утром подошла ко мне медсестра… И она сжалилась надо мной, сделал два укола в ноги, и я стала тужиться, развернулась, ухватилась за стенку кровати и родила. Потом спросила, кто там, она ответила, кусок мяса, ничего понять нельзя. Так закончились вроде мои мучения. Но это только казалось, еще две чистки, и вышла я из больницы, как говорится, тонкая, звонкая и прозрачная» (Роткирх 2011: 118–119).
В начале 1950-х годов количество искусственных выкидышей неуклонно росло даже в условиях уголовной ответственности за их осуществление. В 1950 году в Ленинграде, например, медики зафиксировали 44 600 абортов, а в 1954 году – уже 60 100. В это время произошло 43 100 и 48 400 родов соответственно. Еще более впечатляющими кажутся следующие данные: из 243 500 прерванных в 1950–1954 годах беременностей лишь 20,7 % были сделаны по медицинским показаниям. Остальные 190 000 произошли вне больничных условий, то есть путем самоабортирования. Правда, криминальными считались 16 900 абортов, то есть чуть более 6 % от общего числа. В это же время было официально зарегистрировано 533 факта смерти от искусственных выкидышей (ЦГА СПб 7380, 36: 8). 81,5 % женщин, решившихся прервать свою беременность, по данным 1954 года, состояли в браке, при этом многодетность не являлась причиной отказа от рождения ребенка. Напротив, у 28 % сделавших аборты вообще не было детей, а 44 % имели всего одного ребенка. Нежелание стать матерью регламентирующие инстанции объясняли недостатком яслей и детсадов, так как большинство женщин «хочет участвовать в общественном производстве и воспитывать детей, не отрываясь от работы» (там же: 9).
После войны женщины стали явно стремиться к смене кодов своей идентичности, ранее ориентированной в основном на выполнение репродуктивной функции. Назревала потребность и в изменении форм женской сексуальности, которая в условиях запрета на аборты была лишена составляющей физиологического удовлетворения. Перемены в правовой сфере, начавшиеся после смерти Сталина, коснулись и телесно-дисциплинирующих практик, имевших юридическое выражение. Так, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 августа 1954 года была отменена «уголовная ответственность в отношении беременных женщин, производящих себе аборт» (Ведомости Верховного Совета СССР 1954: 334).
В ноябре 1955 года Указ Президиума Верховного Совета СССР отменил положение постановления ЦИК и СНК СССР от 27 июня 1936 года о запрещении абортов. Основополагающими причинами такого решения было стремление власти предоставить женщине «возможность самой решать вопрос о материнстве», а также намерение «уменьшения вреда, наносимого здоровью женщины внебольничными абортами» (Постановления КПСС и Советского правительства об охране здоровья народа 1958: 333; Ведомости Верховного Совета СССР 1955: 425).
Во властном дискурсе произошло разделение медицинского и социального аспектов оценки операции по предотвращению беременности. Свидетельством того могут являться материалы популярных медицинских журналов второй половины 1950-х годов. В марте 1956 года журнал «Здоровье» разместил на своих страницах статью кандидата медицинских наук, известного врача-гинеколога О.К. Никончика. Автор писал: «Недавно был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене запрещения абортов. Значит ли это, что изменилась точка зрения на аборты как на операцию нежелательную? Нет. Но что же изменилось? Изменилась, резко возросла сознательность и культурность советских женщин, улучшилось благосостояние каждой семьи. И, безусловно, обдумывая и решая этот важнейший жизненный вопрос, женщина пойдет на прерывание беременности лишь в случае безусловной, крайней необходимости. В женской консультации ей дадут направление в лечебное учреждение, где операция производится квалифицированными специалистами, в соответствующей обстановке. Это имеет огромное значение для охраны здоровья женщины, ибо известно, что именно так называемые криминальные аборты, производимые на дому невежественными лицами, и дают наибольшее число осложнений, часто очень серьезных… Предоставляя женщине возможность самой решать вопрос о материнстве, Указ Президиума Верховного Совета СССР предусматривает, что дальнейшее уменьшение числа абортов должно быть обеспечено расширением государственных мер поощрения материнства, а также воспитательных и разъяснительных мер. В этой разъяснительной работе должны принять участие не только врачи, акушерки, медицинские сестры, но и педагоги, профсоюзные работники, представители общественности. Надо, чтобы руководители предприятий, партийные организации, местные комитеты профсоюзов окружили женщину-мать еще большим вниманием, чтобы она всегда могла получить дружеский совет и помощь в почетном, трудном, благородном деле воспитания детей» (Здоровье 1956: 10, 11). Автор статьи пока не осмелился затронуть тему женской сексуальности, на которую легализация абортов должна была возыметь положительное воздействие, однако в статье уже фигурировала свобода выбора, правда, пока только женщины, в решении вопроса о форме своего репродуктивного поведении.
После официальной отмены запрета на искусственные выкидыши их число стало увеличиваться. По данным Ленинградского городского статистического управления, в 1954 году в городе на Неве было сделано 60 100 подобных операций; через год – 76 800; а в 1957 году – уже 138 900 (ЦГА СПб 7384, 37б: 6). Легализация абортов, конечно, не лучшим образом сказывалась на естественном приросте населения. Но для медиков важнее было постепенное снижение женской смертности и увечий в результате криминальных искусственных выкидышей. В целом за десять лет, с 1950 по 1959 год, число абортов, совершаемых вне больниц, уменьшилось в городе в четыре раза именно благодаря легализации искусственных выкидышей (Баженова 1963). К концу 1950-х годов летальность при прерывании беременности снизилась в пять раз по сравнению с периодом середины 1930-х – первой половины 1950-х годов (Работница 1961в: 30).