Ардабиола - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Евтушенко cтр.№ 110

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Ардабиола | Автор книги - Евгений Евтушенко

Cтраница 110
читать онлайн книги бесплатно

Женщина ушла, и Залогина осталась одна. Налила чуток спирта в мензурку и, как тогда, молниеносно выпила.

И вдруг Тихон Тихонович с неизвестной ему доселе отцовской болью вздрогнул: «Пьет… Одна пьет… Доченька моя…»

— Кто там? — услышала Залогина скрип, невзначай, задетой им двери.

Тихон Тихонович вошел, зажмурился на мгновение от ослепившего после коридорной темноты света.

— Вы почему не спите, больной? — строго спросила Залогина. — Опять беспокоит?

— Доченька… — вырвалось у Тихона Тихоновича. — Доченька…

— Не люблю, когда меня так больные называют, — поморщилась Залогина. — Называйте меня Дарья Севастьяновна… Неужели баралгин не подействовал? Давайте я вам еще цистинал дам…

Она вынула из распечатанной пачки квадратик сахара, накапала на него коричневой жидкости и протянула прямо к лицу Тихона Тихоновича.

— Раскройте рот, не бойтесь… Только не глотайте. Положите под язык…

Тихон Тихонович послушно положил под язык цистинал.

— Кстати, раз уж вы здесь, давайте я вас зарегистрирую, — сказала Залогина, раскрывая дневник дежурств.

— Тугих, — косноязычно пробормотал с еще не растаявшим квадратиком сахара под языком ягодный уполномоченный. — Тихон Тихонович Тугих. — И со страхом и надеждой впился в лицо доктора, склоненное над дневником: знает или не знает.

Но это лицо не дрогнуло.

— Год рождения? — бесстрастно спросила Залогина.

— Одна тысяча девятьсот десятый, — подавленно и спасенно выдавил ягодный уполномоченный. — Доктор, а как вашу мать звали?

— Как и меня — Дарья Севастьяновна. А, собственно, почему вы этим интересуетесь?

— А она жива? — не объясняя своего любопытства, настырничал ягодный уполномоченный.

— Она умерла при родах. Вам не кажется, чо вы переходите некоторые границы между вами как больным и мной как врачом? — резко спросила Залогина.

— Вашего отца, значит, Севастьяном звали, раз вы Севастьяновна? — пролепетал Тихон Тихонович.

— У меня не было отца… — жестко сказала доктор. — Отчество мне дал дед — Севастьян Прокофьевич. Чо вы ко мне пристали, как банный лист, больной? Во время колики вы не были таким любопытным… Вы чо, в выездной комиссии при райкоме? Угадала? Там, в основном, пенсионеры… Вы мне за извлеченный камешек по блату путевку в Америку не предоставите? Или, на худой конец, в Тринидад и Тобаго? Неплохо бы обменяться врачебным опытом, с одной стороны, в сибирских, а с другой стороны — в тропических условиях… Я бы могла им рассказать о целебных свойствах черемши, когда не хватает медикаментов… А они бы мне — о целебных свойствах ананасов… Кстати, вам не доводилось попробовать ананасы?

— Только консервированные… — промямлил Тихон Тихонович.

— А я даже консервированных не пробовала, — насмешливо сказала Залогина. — Кстати, не от них ли у вас почечная колика? Ну, да ладно. Живо спать, больной. Если у вас камень, мы его выгоним — я вам обещаю. Спите спокойно. Не забудьте про мой нездоровый интерес к Тринидаду и Тобаго.

Тихон Тихонович, пошатываясь, поплелся по лестнице, присел в темноте на ступеньке, закрыл лицо руками и разрыдался. Камня в почках не слышал, а себя чувствовал камнем, хотя и плачущим. Всплыли слова старичка-грибничка: «Всяка пакость мало-помалу откладыватся, да камень и получатся». А когда все слезы из ягодного уполномоченного вышли, он стал думать про какую-то чушь: где достать доктору Залогиной ананасы.

20

В тайге промышляли два шишкаря. Один — щупленький, ветошный старик, а зубы, что березняк. Кепка, засаленная до невозможности, на самый нос насунута. Защитного цвета брезентовый балахон — весь в костерных прожженинках. В бороде — махорочные крошки и скорлупа кедровых орехов. Старик кедры указывал, подбирал валившиеся от ударов шишки и складывал их в заплатанный мешок. Другой — бурят, не старик, но где-то около, хотя еще весь ладный, кривовато крепенький, только, не в пример напарнику, зубы подкачали. Бурят бил по стволам кедров длинным шестом с колотушкой на конце. Кедры содрогались, глухо постанывали, неохотно роняя шишечную осыпь в траву. Эхо ударов уходило ввысь, и облака, повисшие на вершинных ветвях, чуть колыхались при каждом ударе. На эти удары и вышел Ситечкин, опуская рюкзак с плеч на валежную сосну.

Бурят остановил било в воздухе, поставил его на землю, прислонив к кедру. Глаза у него были настороженные. Выражение глаз старика, спрятанных в тени кепки, оставалось неизвестным, однако, старик кинул ответ ловко и подковыристо:

— Бог в помощь, когда солнце в помощь…

— А вот еще шишки. — Ситечкин нагнулся и, подобрав несколько штук, бросил их в раскрытый, наполовину заполненный мешок. Старик усмехнулся под кепкой, выбрал брошенные шишки из мешка и швырнул их в кусты:

— Эта шишка падальна, а не сбита, даже белками и то позабыта… У ей орешки — над людьми насмешки…

Ситечкин сообразил, что старик говорит в рифму, и несколько забеспокоился.

— Ну, и как шишечный урожай? — улыбнулся Ситечкин, стараясь быть как можно приветливей, расположительней.

— Сейчас, когда шишкуешь, уйти с пустым мешком рискуешь… Да рази эта шишка для крепкого зубишка? — покачал головой старик. — Самолеты на тайгу всякой химией прыщут, короеда кедрового ищут. Вместях с короедом деревья губят — вот они, как матушку-природу любят! Раньше больны места выборно пожогами обкладывали и природу этим нисколь не обкрадывали. А теперь — одним махом всех побивахом, а природа — прахом… Больно заодно со здоровым сметают, леса кедровые тают… Ишо объявили войну березе, и ее выжигают на полном серьезе.

— Это почему? — равнодушно удивился Ситечкин.

— Говорят, береза — дерево не товарно… По моему разумению, это даже неблагодарно. Красота ишо никогда не была товаром, а людям себя отдавала даром. И как Россия тогда без берез? Это все равно, чо без колхозников колхоз.

За березу неожиданно заступился бурят, хотя и не в рифму:

— Кедр березу любит, шибко любит. Без березы кедра не станет…

Ситечкину стало скучновато, и он перевел разговор на другую тему:

— А ты, дед, в колхозе или уже на пенсии?

— Мой колхоз — сибирский мороз… А сам я февраль — бродяга и враль, — непонятно ответил старик, еще глубже надвигая кепку на нос.

— Как это понять — февраль? — спросил Ситечкин.

— А это тако сибирско словечко — обозначат бродячего человечка. В Февральскую революцию, говорят, всех бродяг повыпускали подряд. Они не окоренились нигде, от села к селу побрели, потому чалдоны и назвали их: «феврали». Я, может, сейчас последний февраль, перепортивший в юности мно-о-гих краль…

Бурят засмеялся, погрозил старику пальцем:

— Ой, не верю! Ой, не верю!

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию