Черчилль и Гитлер - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Робертс cтр.№ 18

Исайя Берлин в своей книге «Черчилль в 1940 году» изо всех сил старался показать, как Черчилль использовал «исторические образы, такие мощные, такие всеобъемлющие, чтобы заключить будущее и настоящее в рамку богатого и многоцветного прошлого». От своих слушателей Черчилль ожидал наличия хотя бы общего представления об английской истории; он никогда не говорил с ними свысока или снисходительно, адаптируя свой стиль к кажущимся требованиям современной массовой аудитории. Как выразился Берлин: «Архаизмы, к которым нас приучили военные речи Черчилля, являются важной частью возвышенного стиля, того языка официальной хроники, которого требовала серьезность происходящего».

11 сентября 1940 г. Черчилль выступил по радио с обращением к нации по поводу возможного немецкого вторжения, в котором говорилось:

Мы не знаем, когда именно нацисты на это решатся; мы даже не уверены, что они вообще на это решатся; но нельзя обманывать себя и игнорировать очевидные приготовления врага к мощному наступлению на наш остров; немцы копят силы для броска со свойственной им тщательностью и педантичностью, и целью этого броска в любой момент может стать Англия, Шотландия или Ирландия, а то и все наши земли сразу.

Эта речь транслировалась по радио из «военного кабинета», подземного бомбоубежища, в котором разместилось множество служебных кабинетов и личных комнат, на Уайтхолл. Оно было построено прямо перед войной, и сюда в случае воздушных налетов на Лондон должно было переместиться правительство и военное командование. Черчилль выступил с этой речью вскоре после первых бомбежек Лондона, понимая, что, даже если Гитлер решил не осуществлять вторжение, немецкие бомбардировщики скорее всего продолжат терроризировать крупные английские города.

Вот как он выразил уверенность, что Англия сможет выстоять, что бы ни случилось:

Поэтому следующая неделя и несколько следующих недель могут стать решающим эпизодом нашей истории, сопоставимым по значимости с теми днями, когда Непобедимая армада приближалась к Ла-Маншу, а Дрейк невозмутимо оканчивал очередную партию в шары или когда наступлению на наш остров Великой армии Наполеона, разместившейся в Булони, не препятствовало ничего, кроме эскадры Нельсона. Все мы читали об этих событиях в учебниках по истории, но разворачивающееся на наших глазах противостояние имеет куда больший масштаб и может привести к намного более серьезным последствиям для нашего народа, а также для будущего всего мира и всей человеческой цивилизации, чем вышеупомянутые великие драмы прошлого.

Черчилль давал людям почувствовать, что они не одиноки в этой борьбе; что они являются частью истории. Сам будучи историком, он имел прекрасную возможность найти в историческом контексте моменты, сопоставимые с тогдашним трагическим положением Британии. На людей, изучавших в школе подвиги Дрейка и Нельсона, это оказывало ободряющее воздействие. Черчилль уже требовал от британского народа проявить героизм, когда обращался в будущее тысячелетие со словами: «Так давайте же засучим рукава и примемся за работу для того, чтобы, даже если Британская империя и Содружество просуществуют еще тысячу лет, люди все равно продолжали помнить нас и говорить об этом времени: «То был их звездный час!» Сейчас он обращался к тысячелетию ушедшему, сравнивая нынешнюю ситуацию с той, которая сложилась в 1588 г., когда у берегов Англии стояла Непобедимая армада, и в 1804 г., когда над ней нависла угроза наполеоновского вторжения. Будучи премьер-министром, он однажды написал Р. А. Батлеру из Министерства образования: «Знаете, как повысить патриотизм среди детей? Расскажите им, как Вольф взял Квебек». Это срабатывало не только с детьми; призывая на помощь английскую историю, он побуждал людей думать о себе как о части исторического процесса, что, как показывает огромный интерес к книгам о наполеоновских войнах в период Второй мировой войны, было большим успехом.

В контексте современного общества и политики большая часть аргументов и выражений, в которых они формулировались, были, конечно, абсолютно неполиткорректны. Клайв Понтинг обвиняет Черчилля в том, что тот постоянно ссылается на «нашу английскую жизнь и долгую историю наших учреждений и Империи», вместо того, чтобы «предложить взгляд в будущее, ориентированный на современную демократию». Это происходило потому, что Черчилль понимал, что английский народ в первую очередь сражается за собственную самобытность и дальнейшее существование, нежели за утопические идеи о добропорядочности и демократии, не говоря уже о равенстве и братстве. Поэтому он апеллировал к древней вере британского народа в самого себя, которая преимущественно основывалась на памяти о деяниях предков и гордости за подвиги, свершенные под имперским флагом. Теперь политики уже больше не могут обращаться к этому источнику, но тогда он нам действительно помог.

Есть те, кто, подобно покойному лорду Хейлшему, избравшему в качестве площадки для обсуждения своей теории программу «Пластинки на необитаемом острове» на Радио 4, считал, появление Уинстона Черчилля в качестве премьер-министра в мае 1940 г., в час, когда Гитлер начал свой «блицкриг» на Запад, доказательством существования Бога. Не будучи богословом, я предпочитаю присоединиться к мнению американского диктора Эдда Мурроу относительно феномена Черчилля в 1940 г.: «Он призвал на службу английский язык и послал его в бой». В напечатанном виде эти речи, конечно, не производят должного впечатления. Чтобы ощутить холодок, пробегающий по спине, нужно услышать слова Черчилля в записи. Только она может передать гром, внезапный львиный рык, лирические нотки, голос, охрипший от сигар и бренди, прямой призыв, идущий из самого сердца, не сдаваться в войне не на жизнь, а на смерть.

Черчилль страдал легким заиканием и шепелявостью, мешавшими его публичным выступлениям. Как и его отцу, ему всю жизнь трудно давалась буква «с». В юности он пытался справиться с этой проблемой, повторяя затейливые скороговорки вроде: «The Spanish ships I cannot see, for they are not in sight». Позднее, когда он отправился с лекциями в Америку, он начал справляться с шепелявостью и теми затруднениями, которые она ему доставляла. Хотя он много работал над тем, чтобы справиться с дефектами речи, ему так и не удалось избавиться от них до конца. «Те, кто слышал его в среднем и пожилом возрасте, могли бы сказать, что он справлялся с затруднениями лучше, чем с их причиной», – шутил позднее его сын Рэндольф. Шепелявость Черчилля была заметна даже в его самых знаменитых речах, которые вдохновляли народ в годы войны, давая клеветникам повод считать – ошибочно, – что он произносит слова невнятно, будучи нетрезвым [38] .

Прием, использованный Гитлером во время выступления на заводе Сименса, когда он отказался прямо назвать своих врагов, также иногда использовал и Черчилль, который в ноябре 1934 г. выступил по радио с речью о возможных причинах будущей войны, в которой предупреждал о том, что «всего за несколько часов до Британии могут долететь боевые самолеты из страны, где живут почти 70 миллионов самых высокообразованных, трудолюбивых, умных и дисциплинированных людей в мире, которых с детства приучают к мысли о том, что нет дела более достойного, чем завоевательные походы, и нет участи благороднее, чем смерть на поле боя», явно, но не напрямую намекая на нацистскую Германию. Однако всякий раз, когда он чувствовал, что может прямо указать на своих врагов, он делал это с огромным удовольствием. Оценки, данные им в военное время Риббентропу и Муссолини, были особенно грубыми, сочетая в себе откровенное презрение и юмор на грани приличия. Муссолини он называл «побитым шакалом», «лакеем и рабом, послушно выполняющим волю хозяина». То, как он произносил само слово Nazis, характерно его растягивая, так, что в его устах оно звучало, как Nahrzzees, свидетельствовало о его презрении к ним. «Каждый человек имеет право произносить иностранные имена, как ему заблагорассудится» – таков был его грубоватый афоризм [39] .