– Салим… Салим…
Кто-то вытирал ему лицо прохладной влажной тканью, но он отмахнулся от него. Вдруг это одно из тех чудовищ?
– Перестань драться. Это же я, Сулейман-бек…
Салим чувствовал, что его удерживает сильная рука, а другая снова начала вытирать лицо. Пытаясь разлепить веки, он застонал, потому что глаза тут же резанул мучительно яркий солнечный свет, и он снова зажмурился.
– Выпей это, быстро!
Кто-то резко открыл ему рот, и он почувствовал, что его нижней губы касается железный край какого-то сосуда. Затем ему запрокинули голову, и в горло полилась вода. Салим чувствовал, что захлебывается, но его не собирались отпускать. Потом чашка лязгнула об пол и откатилась. Снова разлепив веки, на сей раз Салим сумел удержать глаза открытыми. Он посмотрел на лицо Сулейман-бека. Принц никогда не видел, чтобы его молочный брат был так встревожен. Он сел и попытался заговорить, но понял, что не владеет своим телом. Губы не слушались. Салим попробовал еще раз и на сей раз справился немного лучше, выдавив «я чувствую»… Вдруг вязкая горькая жидкость стремительным потоком хлынула у него изо рта. Устыдившись, он отвернулся от своего друга, и его стало рвать прямо на пол, пока желудок не остался совсем пуст, а бока болели так, будто его избили.
– Прости…
– Ты за что сейчас просишь прощения? За то, что тебя вырвало, или за то, что ты чуть не убил себя?
– Ты… ты… ты о чем? Я же всего лишь принял опиум.
– Сколько?
– Не знаю…
– И еще вино пил?
Салим кивнул. Потрогав рукой висок, он обнаружил, что тот липкий от свернувшейся крови.
– Ты ударился головой о каменную балюстраду. Смотри, вот кровь; здесь ты, должно быть, и упал на него, – сказал Сулейман-бек, указывая на красно-коричневые потеки.
Салим медленно покачал гудящей головой.
– Ничего об этом не помню… Все, что я припоминаю, это как мне захотелось еще опиума, и я не смог его найти… потом стал задыхаться…
– Твой горчи услышал шум удара. Ты запретил ему заходить к тебе, поэтому он поехал за мной. Я увидел, что ты лежишь ничком на балконе, дрожишь и истекаешь кровью… Я укрыл тебя одеялами и залепил рану. Салим, тебе еще повезло…
Принц уставился на Сулейман-бека, пытаясь осознать то, что говорил его молочный брат, но его снова стало мутить.
– Сколько я тебя предупреждал… Разве тебе недостаточно видеть, до чего дошли твои единокровные братья? Но тебе удалось скатиться еще быстрее, ниже и решительнее, чем даже этим двоим… Ты поступаешь неразумно. Вдруг внезапно выходишь из себя и впадаешь в ярость. Я слышал, как ты на днях ни с того ни с сего накричал на Хусрава, и видел, как он на тебя смотрел. Ты отталкиваешь всех своих близких!
Сулейман-бек, казалось, разозлился не на шутку. Салим не говорил ни слова, стараясь сдерживать подступавшую к горлу желчь.
– Зачем, Салим? Почему ты так поступаешь?
– Может, лучше спросить, почему нет? – отозвался наконец принц. – По крайней мере, опиум и вино делают меня счастливым. Вчера вечером я ошибся с порцией, вот и всё. Впредь буду осторожнее.
– На мой вопрос ты так и не ответил… Почему ты нарочно губишь себя?
– Отцу на меня наплевать. Стремиться мне не к чему. Мурад и Даниал идут верной дорогой; почему бы не наслаждаться и не думать об остальном?
– Что ты имеешь в виду под остальным? Здоровье, сыновья, будущее династии, которое раньше было для тебя так важно? В тебе говорят вино и опиум, а не ты сам. Имей силу и храбрость бросить их – и увидишь, как все изменится.
Салим внимательно посмотрел на покрасневшее, серьезное лицо Сулейман-бека.
– Я разочаровываю тебя, я знаю. Так же, как и своего отца. Прости меня.
– Не сожалей, а как-нибудь исправь это. Хорошо, что твой отец уехал с инспекцией в Дели и Агру и не видит тебя в таком состоянии… У тебя есть четыре недели до его возвращения в Лахор. Используй это время, чтобы поправиться. Ты говоришь, что твой отец презирает тебя, – так не давай ему для этого повода.
– Ты хороший друг, Сулейман-бек… Я знаю, что ты желаешь мне только добра, но вы все не понимаете, насколько это трудно. Мои молодые годы, сила, способности – все тратится впустую.
– Не отчаивайся. Ты так часто повторял мне слова шейха Салима Чишти про то, что жизнь твоя не будет легкой и что участь твоя незавидна… Но однажды все, чего ты желаешь, станет твоим. Ты должен помнить это. Суфий был мудрецом, и твое поведение позорит его память.
Салиму нечего было сказать на слова своего молочного брата.
– И ты решил меня пристыдить, Сулейман-бек… – ответил он наконец. – Да, ты прав. Жалость к себе разрушает. Я постараюсь бросить опиум и вино – по крайней мере постепенно, – но мне будет нужна твоя помощь.
– Разумеется. Первым делом тебя осмотрит хаким. Я его уже вызвал – он явился тайно и ждет снаружи.
– Ты был так уверен, что сможешь убедить меня?
– Нет, но я надеялся, что у меня получится.
Полчаса спустя хаким закончил свою работу. Он оттянул веки Салима, затем проверил цвет его языка и очистил его тонкой металлической лопаточкой, измерил пульс и ощупал тело и спереди и со спины. Во время осмотра он говорил мало, но становился все более и более обеспокоенным.
– Светлейший, – начал он, закрывая кожаную сумку, в которой принес свои инструменты, – я не буду скрывать от тебя правду. Ты говоришь мне, что вчера вечером принял очень большую порцию опиума. Я вижу это по твоим расширенным зрачкам. Но я могу также сказать, что ты увлекаешься вином. Ты должен бросить и его, и опиум, светлейший, или вскоре очень сильно заболеешь. Сейчас ты мог даже умереть. У тебя до сих пор дрожат руки.
– Нет! – Салим вытянул их перед собой. Сейчас он ему докажет…
Но хаким оказался прав. Руки дрожали, и правая даже сильнее, чем левая. И, как ни старался, принц не мог справиться с дрожью.
– Не отчаивайся, светлейший. Еще не поздно все исправить, ты молод и силен. Но ты должен поступать точно так, как я говорю. Ты доверишься мне?
– Сколько времени это займет?
– Это зависит от тебя, светлейший.
Салим и Сулейман-бек скакали вдоль берега реки Рави в лучах бледного ноябрьского солнца. Позади ехали егеря Салима; все они радовались, предвкушая хороший день на охоте. Внезапно из-за высоких коричневых зарослей кустов вылетел бекас. Салим поднялся в стременах, одновременно выхватив стрелу, вложил ее в свой двойной лук и выстрелил. Движения его рук теперь были тверды, и бекас упал с неба, беспомощно трепеща крыльями. Прошло шесть месяцев с той ночи, когда он потерял сознание, – шесть трудных месяцев, особенно сначала, когда решимость часто оставляла его и он возвращался к утешительной парочке в виде опиума и вина. Однако принц отчаянно боролся. Даже сейчас у него иногда бывали срывы – обычно когда отец проявлял особенное высокомерие или презрение. Но теперь, убирая свой лук в колчан, Салим поклялся, что будет сильным, какие бы неудачи и разочарования ни ждали его впереди.