Он капнул елеем Раймунду на лоб и прошептал знакомые Мелисанде слова: «Через это святое помазание по благостному милосердию своему да поможет тебе Господь по благодати Святого Духа. И, избавив тебя от грехов, да спасет тебя и милостиво облегчит твои страдания». Дрожь прошла по телу Раймунда. Несчастный в последний раз застонал, затем тело его обмякло.
Мелисанда бросилась к нему. Ей хотелось закричать: «Нет, нет, не оставляй и ты меня!» Но в последний момент она сдержалась. Девушка плакала, рядом тихо молился мастер Генрих. Через какое-то время Мелисанда встала, сложила руки и принялась беззвучно шевелить губами, повторяя за ним молитву.
Точно такую же молитву священники читали у смертного одра ее бабушки. Но тогда все было иначе! Совсем иначе! В комнате умершей было много людей, они плакали, пели и молились, в церкви звонили колокола. На поминках в доме Вильгельмисов побывало много гостей, все пили, ели, пели поминальные песни. Смерть ее бабушки стала заметным событием, и все в городе выразили семье свои соболезнования.
Договорив молитву, мастер Генрих склонился над телом и закрыл глаза и рот своего друга. Встав, он снял занавеску, закрывавшую крошечное окно спальни.
— Прощайте, Раймунд Магнус, — торжественно произнес он. — Да примет Господь вашу душу. — Он повернулся к Мелисанде: — Мальчик мой, ты позаботишься о дяде? Ты знаешь, что делать?
Мелисанда едва заставила себя оторваться от тела Раймунда. Она не могла сдержать слез.
Девушка молча кивнула.
Мастер Генрих подошел к ней и похлопал по плечу.
— Думаю, ты не станешь возражать, если я сам улажу все вопросы с советом, мальчик?
Мелисанда опять кивнула. Она будто оцепенела. Уже много недель Мелисанда подозревала, что Раймунд скоро умрет, но мысль о том, что она останется одна, казалась столь же далекой, как воспоминания о прежней жизни — жизни дочери богатого купца Конрада Вильгельмиса. Теперь не осталось никого, кто считал бы ее Мелисандой Вильгельмис. Ни одного человека, в присутствии которого она могла бы побыть самой собой. Отныне Мелисанда была обречена на одиночество.
* * *
В переулках Эсслингена было темно. В ночи шмыгали какие-то тени, жались к стенам, шарахались от городской стражи — в такое время не стоило попадаться стражникам на глаза. Важно было и не поскользнуться в грязи, не споткнуться о мусор, выброшенный вечером какой-то служанкой на улицу.
Из таверны «У черного медведя» в Соломенный переулок вышел парень. Похоже, сегодня он выпил лишнего.
Неизвестный, стоявший у лавки торговца тканями с того момента, как в монастыре пробили к повечерию
[25]
, скорее слышал пьяного, чем видел.
В темноте он не мог различить его фигуры и, навострив уши, приготовил нож. Этот нож ему дали с парой серебряных монет в кожаном кошеле. Неизвестный с удовлетворением отметил, что парень идет в его сторону. Кажется, он едва держался на ногах. Наниматель не обманул его — ничего сложного не предвиделось.
Неизвестный еще раз осмотрел переулок и прислушался. Похоже, никого больше не было. Вокруг стояла тишина.
Пьяный уже дошел до лавки. Покачиваясь, он остановился, будто заподозрив что-то. На таком расстоянии он и сам мог заметить стоявшего в тени человека. Неизвестный вжался в ворота лавки и задержал дыхание.
Какое-то время было тихо, затем пьяный прислонился к стене дома и нагнулся. Его вырвало.
Неизвестный глубоко вдохнул и покрепче сжал нож. Пора! Дождавшись, когда парень выпрямится и продолжит свой путь, он беззвучно выскользнул из ниши у него за спиной, схватил беднягу левой рукой за шею, приставил нож к горлу и одним движением вспорол ему глотку. Кровь брызнула во все стороны. Хрипя, пьяный упал на колени. Убийца вовремя сделал шаг назад, чтобы не испачкаться кровью. Когда жертва упала ничком, преступник наклонился и принялся наносить удар за ударом, хотя несчастный уже умер, — но именно так ему велели сделать. От напряжения на его лице выступил пот. Запыхавшись, убийца выпрямился и вытер лоб рукавом плаща-сюрко
[26]
.
— Пожалуй, этого хватит, — мрачно пробормотал он.
Осторожно положив нож рядом с трупом, он достал платок и вытер окровавленные руки. Затем убийца прислушался и, убедившись, что вокруг никого нет, сунул платок в сумку и пошел в сторону переулка Ткачей. Где-то в ночи заухала сова.
* * *
На небе сгустились тучи, когда Раймунд Магнус отправился в свой последний путь. Двое подручных палача, худощавых парней в лохмотьях, тащили телегу, на которой лежал труп, завернутый в кожаный саван. Лица подручных оставались невозмутимыми. За телегой, слегка пошатываясь, следовала Мелисанда. Пестрый наряд, который ей всегда приходилось носить, так не вязался с объявшей ее душу тьмой.
По небу бежали черновато-серые тучи, дул пронизывающий восточный ветер. Хотя на дворе стоял июнь, было необычно холодно. Совет в порядке исключения приказал стражникам открыть Шельцторские ворота, чтобы похоронная процессия преодолела расстояние до кладбища как можно быстрее. Прямо за городскими стенами, слева от ворот, находилось кладбище, где хоронили тех, кому не полагалось погребение по христианскому обряду: преступников, еретиков, самоубийц. И некрещеных детей.
Процессия остановилась у свежевырытой могилы. Темная земля влажно поблескивала в слабых лучах утреннего солнца, у ног Мелисанды белели чьи-то кости — фаланги пальцев.
Могилы обычно использовались для нескольких погребений — ни на церковном кладбище в городе, ни здесь, на неосвященной земле, просто не хватало места.
Двое могильщиков, опираясь на лопаты, стояли неподалеку в тени дерева и безучастно наблюдали за происходящим. А ведь даже для них похороны палача были важным событием.
Мелисанда повела взглядом вокруг — ей не хотелось смотреть в черную яму, где придется оставить Раймунда. Она всю ночь просидела рядом с ним, вымыла тело, натерла его ароматными травами, укутала в саван. Мелисанда жгла свечи — расточительно много — и тихо молилась, пока небо не посерело и в щели в ставнях не полился первый утренний свет. В своих мыслях она все время возвращалась к счастливым моментам, часам, проведенным вместе с Раймундом. Что может быть хуже смерти? Она бы еще сто лет ухаживала за отцом, только бы держать его за руку, смотреть в его добрые глаза. Но этому не суждено было случиться, и от боли в душе Мелисанда едва не утратила волю к жизни. И лишь мысль о том, что смерть принесла Раймунду облегчение, освободив его от страданий, утешала девушку.
Мастер Генрих позаботился обо всем: сообщил о случившемся совету, нанял могильщиков, принес отрез кожи, в который завернули Раймунда.
Мелисанда тихо вздохнула. Ей хотелось, чтобы мастер Генрих был сейчас рядом. Но прийти на похороны палача было безрассудным шагом даже для столь смелого человека, как он. Мастер Генрих и так рисковал многим, посетив умирающего Раймунда. Если бы покупатели узнали об этом, то у мастера Генриха все пиво в бочках прокисло бы. Никто не стал бы пить пиво пивовара, который помогал палачу.