Мелисанда потерла ноги, чувствуя, как они занемели. Опираясь на руки, она попыталась выбраться из ящика, но тут же упала. После долгой поездки девочка не смогла устоять на ногах.
Но Мелисанда не сдалась и предприняла вторую попытку. На этот раз ей удалось выскользнуть из повозки. Поспешно оглядевшись по сторонам, она шмыгнула к воротам. Вокруг Плинзау тянулись поля, на которых крестьяне выращивали пшеницу. Испуганным зверьком Мелисанда метнулась за ворота постоялого двора и спряталась среди колосьев. Вокруг, на кромке полей, виднелись сараи и сеновалы.
Как хорошо, что Мелисанда в свое время любила гулять по городу. Она знала Эсслинген как свои пять пальцев. До Шельцторских ворот, неподалеку от которых стоял дом палача, оставалась лишь пара сотен шагов. Ворота открывали во время работы конного рынка. Раз в месяц со всей округи в Эсслинген съезжались торговцы и ржание лошадей было слышно на другом берегу Неккара. Но сегодня лошадьми не торговали и у Шельцтора было тихо.
Мелисанда увидела дом палача издалека. Это оказалась вовсе не полуразрушенная хижина, как предполагала девочка, а массивное здание, которому позавидовал бы даже зажиточный горожанин. Наклонные балки фахверка прекрасно сохранились и в сочетании с каменным основанием дома придавали строению достойный вид. Гонтовая крыша могла выдержать и затяжные ливни, и снегопад. Подойдя поближе, Мелисанда поняла, что тут пахнет вовсе не мертвечиной, как она боялась, а травами. Слева и справа от дома раскинулся сад, густо заросший разными растениями. Мелисанда разглядела кервель, лук, укроп, золотарник и мяту. Она осторожно подобралась поближе. Ставни и дверь были закрыты. Девочка подергала дверную ручку. Безрезультатно.
Она поспешно шмыгнула за дом и вжалась в стену. Вон он, черный ход. Она осторожно толкнула дверь, но та была заперта. Мелисанда в отчаянии оглянулась. Она проделала такой долгий путь, но не могла войти в дом! Может быть, ей удастся забраться внутрь через окно?
И вдруг чья-то рука легла ей на плечо, а вторая зажала рот.
— Так, пришло время избавиться от Мелисанды Вильгельмис!
* * *
Фон Закинген всмотрелся в лицо девочки. Вернее, в то, что от этого лица осталось. Он никогда не видел Мелисанду Вильгельмис, но если бы и был знаком с ней, не смог бы определить, она это или нет. От ударов монаха лицо девочки превратилось в кровавое месиво: сломанный нос, разбитые губы. Девочке было не больше тринадцати. Очень худенькая, с огненно-рыжими волосами, покрытыми слоем грязи. Фон Закинген осмотрел ее руки, но так и не понял, есть ли на них мозоли, как полагалось крестьянским девицам, или же это руки купеческой дочки, нежные и ухоженные. Кожа на руках была счесана, в ранки набилась земля. Грязь покрывала ее тело, но Эберхард разглядел кровоподтеки у нее на руках и ногах. На бедрах засохла кровь. Набожный церковник сильно избил девочку. И не только.
— Я соберу хворост для костра. Мы сожжем ее, а потом развеем прах по ветру, — торжественно объявил Евсевий. — Так эта ведьма больше не причинит людям вреда.
Фон Закинген хотел помочь ему собирать ветки, но монах отказался.
— Благодарю вас, друг мой, но это моя задача. Отдохните. Вы и так оказали мне огромную услугу.
— Как скажете.
Эберхард улегся в тени дуба и стал ждать. Вскоре монах насобирал целую гору хвороста. Подготовив все для костра, он, запыхавшись, остановился.
— Отлично. — С улыбкой на лице фон Закинген встал.
Обнажив свой меч, рыцарь отрубил потрясенному монаху голову, забрал у него из сумки документы, а потом уложил тело на дрова и развел костер, следя за тем, чтобы пламя не перекинулось на лес. Обугленные останки он не трогал. Может быть, поджаренный монах придется лесным зверям больше по вкусу, чем простой крестьянин? Фон Закинген покачал головой. Едва ли. Звери были мудрыми созданиями, они распознали бы лживую сущность этого церковника быстрее, чем люди. Глупцов так легко было обмануть парой набожных изречений и монашеской сутаной.
Фон Закинген завернул труп девочки в попону, уложил свою ношу на седло и повел беспокойно прядущую ушами лошадь в поводу, заметая длинной веткой следы.
* * *
Мелисанда не сопротивлялась. Она знала, что ей не вырваться из этой железной хватки. Да она и не возражала. От облегчения, которое она испытала, ей хотелось броситься палачу на шею. Но Раймунд Магнус, похоже, был не очень-то рад ее видеть.
Грубо схватив девочку за руку, он потащил ее за собой.
— Скорее в дом! И набрось капюшон. Мы оба можем погибнуть только из-за того, что ты оказалась такой непослушной дурехой!
Втащив ее на крыльцо, палач снял с пояса ключ. Беззвучно открылся замок, и дверь распахнулась.
Втолкнув Мелисанду внутрь, Раймунд захлопнул за собой дверь, прошел в комнату и открыл ставни.
Девочка с любопытством огляделась. Темные доски пола, почерневший от копоти потолок и старые балки, которые, казалось, поддерживали эту крышу с самого начала времен, впитывая солнечный свет. В центре комнаты возвышалась толстая несущая балка, настолько широкая, что Мелисанда могла бы спрятаться за ней. Справа, судя по всему, был вход в спальню, занавешенный тканью, а рядом с ним висел странный меч — он не сужался к острию, а закруглялся.
— Это меч для казни? — прошептала девочка.
— Именно он. И мне очень хочется опробовать его на тебе. — Раймунд сжал ее руки. — Мелисанда Вильгельмис, если ты еще раз не сделаешь так, как я тебе говорю, я сам брошу тебя в Неккар и позабочусь о том, чтобы ты никогда не всплыла на поверхность. Груз будет достаточно тяжелым, поверь мне. Я серьезно. Ты ничего не знаешь о жизни!
Выражение его лица испугало Мелисанду. Серо-голубые глаза блестели, как сталь меча, губы растянулись в тонкую линию. Он так крепко сжал ее руку, что у Мелисанды мелькнула мысль о том, что ее кости вот-вот сломаются.
— Я больше никогда не ослушаюсь вас, — пробормотала она.
Но Раймунд ее не отпускал.
— Поклянись. Клянись душой своего покойного отца, Конрада Вильгельмиса. Клянись душой своей покойной матери, Беаты Вильгельмис.
Эти слова обрушивались на нее, как девятихвостая плеть на спину приговоренного. Девочке хотелось сбежать, умчаться прочь от этого ужасного человека, от этих страшных глаз, способных наводить порчу. Вон из этого дома смерти.
Но Раймунд все не отпускал ее.
— Клянись душой своей покойной сестры, Гертруды Вильгельмис. Клянись душой своего покойного брата, Рудгера Вильгельмиса. Клянись! Немедленно!
Наконец его голос отзвенел, в доме повисла пугающая тишина.
Магнус разжал хватку, и Мелисанда отшатнулась. Она еще никогда не слышала, чтобы кто-то говорил столь холодно и жестоко, как Раймунд-палач. Но ей больше некуда было податься. Никто больше не защитит дочь из вырезанной семьи, которой уготована смерть. Никто не защитит девочку, за которой охотится безжалостный граф. Потрясенная до глубины души, Мелисанда подняла правую руку.