Подумав немного, Магнус взял монету.
— Я отложу ее на будущее.
Мастер Генрих улыбнулся.
— Это правильно.
Раймунд поправил подушку и уложил своего пациента поудобнее. Пивовар закрыл глаза и мгновенно уснул.
В комнату вошла Матильда. Увидев, что муж спит, она поставила кружку с пивом рядом с кроватью.
Раймунд попытался перехватить ее взгляд, но женщина опустила голову. Генрих говорил правду: она была очень красива. Не худая, но и не толстушка, личико как у ангела, хотя и чересчур бледное. Но в этой хорошенькой головке каждый день шла борьба между долгом перед своим супругом и набожностью. Собственно, по словам Генриха, она хотела пойти в монастырь, но отец пожелал выдать ее замуж, и она не стала противиться его воле.
Вздохнув, Раймунд собрал свои вещи, прихватив все, к чему прикасался голыми руками, и молча вышел из комнаты.
* * *
Громкий звук пронзил тишину леса. Мелисанда замерла. Она готова была сорваться с места, перебежать в другое укрытие.
Один из мужчин повернул голову в ее сторону.
«Ну же, вперед! — подумала Мелисанда. — Вставай, беги, беги!»
Но тело отказывалось ей служить.
Солдат, который говорил не так хрипло, зажал нос.
— Ах ты свинья! — фыркнул он, подтрунивая над товарищем.
— Это не я! — возмутился хрипун.
— Ну конечно, ты. Ты постоянно так делаешь. Ты даже в воде газы пускаешь.
— Но на этот раз это был не я! Честно. Ты же знаешь, я никогда не отрицаю, если что…
Но его приятель, почесывая промежность, только отмахнулся.
Мелисанда ушам своим не поверила. Солдаты так напились, что не отличали один звук от другого. Они вообще не подумали, что тут может быть кто-то еще. Но опасность пока не миновала. Кто-то из них мог догадаться, что означает этот звук.
Мелисанда, затаившись, ждала, и только сердце громко стучало у нее в груди. Она надеялась, что стражники вспомнят о своем задании и уйдут. Не могли же они оставаться тут вечно.
Уже забрезжил рассвет. Скоро солнце осветит укрытие Мелисанды и ее заметят.
Но оба стражника стояли на месте как вкопанные. Мелисанда не только их видела, но и чуяла исходящий от них запах. Они воняли, как свиньи. Неудивительно, что они не могли отличить газы от запаха тела. Это обстоятельство ее и спасло. И если раньше девочку мучило острое желание чихнуть, то теперь она сдерживала смех. Газы, которые никто так и не пустил, спасли ей жизнь! Мелисанде пришлось прикусить язык, чтобы не расхохотаться.
Наконец стражники сдвинулись с места. Хрипун поправил лук, второй солдат осмотрел свой меч.
«Мой брат легко бы с ними справился», — подумала Мелисанда, и ей стало не до смеха. На глаза навернулись слезы, но девочка сумела взять себя в руки.
— За эту мелкую дрянь де Брюс обещал пять фунтов геллеров, — продолжил разговор лучник. — За такие деньги и поработать не грех. Но деньги дадут, только если привести ее целехонькой.
— Ну вот видишь. — Второй солдат сунул меч в ножны и упер руки в бока. — Наконец-то ты понял. Хоть немного мозгов в башке твоей дырявой осталось. Пойдем, нечего тут торчать.
— Да, но сначала нужно выпить.
Послышался плеск, скрипнула пробка бурдюка, и вино полилось в глотку солдата.
— Проклятье, а хорошее винцо. Жаль, что так мало.
— Хватит болтать, давай сюда. — Мечник протянул руку за бурдюком.
Но лучник отступил на шаг и расхохотался.
— Что, перехотелось меня дурнем обзывать? Скажи «пожалуйста», и я еще подумаю, дать тебе вино или нет.
— Как это?
Ловким движением мечник вырвал у товарища бурдюк, а второй рукой выхватил нож и приставил к его горлу. Не сводя глаз с приятеля, он выпил все до последней капли. Только после этого он вернул лучнику бурдюк и убрал нож.
— В следующий раз не станешь рассусоливать, ясненько?
Повесив бурдюк на пояс, лучник медленно повернулся к приятелю спиной. Тот довольно ухмыльнулся и последовал за оскорбленным товарищем. Вскоре их шаги затихли.
Мелисанда глубоко вздохнула. Еще никогда в жизни она так не уставала. Девочка все еще лежала на земле, прислушиваясь к ночным звукам. Запах чернозема успокаивал, хотелось просто закрыть глаза и больше ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. А еще ей хотелось кричать. Кричать, кричать, кричать. Спать и кричать. Одновременно. Но ни того, ни другого делать было нельзя. Пока что. Заяц и сова. Этой ночью знамение прочно запечатлелось в ее душе.
Девочка на четвереньках выползла из кустов и проверила, не угрожает ли ей опасность. Но вокруг никого не было. Не хрустнула ни одна ветка, вонь солдат больше не портила предрассветный воздух. Подул легкий ветерок, ночные звери умолкли. Мелисанда встала, подняла правую руку и повторила свою клятву. Затем девочка бросилась бежать.
* * *
Раймунд остановился неподалеку от бани. Из церквей, расположенных на разных улицах города, доносился колокольный звон, собирая горожан на лауды
[11]
. Сейчас монахи просыпались, обращаясь к Господу: «Дай уста, Господь, чтоб воспеть я смог красоту Твою». Иногда Раймунд подходил к какой-нибудь из церквей и украдкой слушал молитву монахов и священников: ему нельзя было входить в храм. Только по воскресеньям палачу разрешалось ходить на мессу в городскую церковь Священномученика Дионисия, где ему отводилось место в нише у входа, — там никто не мог случайно прикоснуться к нему. Раймунд невольно задумался о Мелисанде. Что теперь будет с девочкой? Она была умницей. Сильная, сообразительная, хорошенькая. Как Эслин, его любимая супруга. Он потерял Эслин такой же летней ночью, как эта. Семь лет назад. Она покинула его и забрала его первенца. А он ничего не мог поделать. Казалось, крики Эслин не давали взойти солнцу, не пели птицы, глухо звенел колокол к заутрене. Эслин истекла кровью у него на руках. И только один человек в городе помог ему — мастер Генрих. Никто ничего не узнал об этом, иначе пивовара вышвырнули бы из гильдии. Генрих галопом помчался в Беркхайм, по полям Фильдерна, ночью, чтобы привезти оттуда повитуху, — повитуха из Эсслингена отказалась принимать роды. Но когда Генрих привез старушку, было слишком поздно. Эслин уже умерла, как умер и их сын, которого она рожала в таких муках.
На следующее утро Раймунд спросил мастера Генриха, почему тот помог ему и решился иметь дело с таким, как он. И Генрих ответил:
— Раймунд, так завещал нам Господь. Христос сказал: «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне»
[12]
. Почитайте Библию.