А потом в середине последней из воронок возникло крохотное пятнышко света. Оно все приближалось и увеличивалось в размерах, пока я наконец не смог разглядеть, какой оно формы. Больше всего оно было похоже на далекую гору, которая сама собой поднялась в воздух и скользила по нему – вроде горы Канченджанга, которая в сезон дождей нередко парит над морем в облаках как ни в чем не бывало, если смотреть на нее из Дарджилинга, или наподобие «летающего острова Лапуты», описанного мистером Джонатаном Свифтом. Эта летающая гора была обрамлена огненным кольцом, а поверхность ее мерцала разноцветными вспышками света.
Когда она спустилась чуть ниже, я понял, что на самом деле она похожа на город – небесный град со стремительно взмывающими ввысь башнями и чудесными дворцами, стоящими друг над другом en ́echelon
[110]
, как в тибетских монастырях, – а если подумать, то как в Потале, но только все они были несравненно больше и выше. Каждый из уголков этого города вспыхивал миллионами огоньков, а шпили и изогнутые крыши пагод сияли, как расплавленное золото. Город покоился на огромном круглом основании, диаметром в множество миль. Его окаймляли кольца цветного огня, которые, судя по всему, и были источником движущей силы, удерживающей его в воздухе.
Ну конечно же, Мандала!
По мере того как она медленно снижалась, вспыхивая и мерцая огнями до того ярко, что мои чувства порой отказывали мне, пространство вокруг меня наполнялось ревом, подобным звучанию тысячи исполинских тибетских рожков. Вскоре я почувствовал, что поднимаюсь навстречу этим огням, которые чудесным образом совсем не беспокоили меня, несмотря на то что были чрезвычайно ярки и мощны. А потом сияние сменилось спокойным свечением, не ярче, чем в хорошо освещенной комнате, и мне представилось, что навстречу мне движутся какие-то люди. А может, мне только показалось, что это люди, поскольку, хотя облик их смутно походил на человеческий, роста они были великанского – не менее десяти футов. Они были облачены в странные доспехи, переливающиеся всеми цветами радуги, а на головах их красовались устрашающего вида шлемы, увенчанные качающимися огненными плюмажами. Ну конечно, статуи в храме! Вот почему мне все это привиделось. Один из великанов тихо подошел и склонился надо мной. У него было лицо воина, благородное и неумолимое, но он мягко улыбнулся мне и накрыл ладонью мои глаза. Я заснул.
Мне снилось, что я лежу на высоком алтаре и меня окружают безликие священнослужители в белом, которые разрезают мое тело сверкающими ножами из света и вливают в меня жидкий огонь. Но боли не было, и я снова заснул.
23. Его прощальный поклон
Когда я открыл глаза, высоко надо мной в ясном голубом летнем небе вились жаворонки.
– А, Хари, проснулись, – послышался где-то совсем рядом ободряющий голос Шерлока Холмса. Я лежал на травянистом склоне залитого солнцем холма, а он сидел подле меня и с довольным видом покуривал трубку. Я не очень понимал, что к чему, но странным образом не испытывал от этого никакого неудобства, а просто радовался тому, что жив. Я дотронулся до собственной груди и не обнаружил там ни раны, ни даже намека на нее. А может, все это мне приснилось? Я нажал рукой на грудную клетку и ощутил отголосок боли в руке – там, где на нее наступили.
– Мориарти!
– Его ждет теперь другая жизнь. Не помните, как вы поставили ему подножку, когда он готовился нанести свой coup de grâce
[111]
? Жаль, что в этой стране нет ни одного национального музея: вашему зонтику было бы там самое место.
Далай-лама, лама Йонтен, Церинг и Кинтуп были внизу в лагере, раскинувшемся прямо у холма, но, заслышав наши голоса, тотчас же вскарабкались наверх. Далай-лама подошел ко мне и повесил мне на шею белый шелковый шарф в знак благодарности за спасение его жизни. Лама Йонтен, выглядевший после наших злоключений как ни в чем не бывало, взял меня за руку и принялся горячо трясти ее. Церинг и Кинтуп тоже были рады увидеть меня живым и здоровым, но теперь испытывали передо мной благоговейный трепет, видимо наслушавшись от ламы Йонтена преувеличенных рассказов о моих подвигах в пещере: восторженный лама раздул мои скромные деяния до невиданных размеров. Напрасно я пытался поведать им о том, как все было на самом деле: оба сочли, что я возражаю из природной скромности, и тут же добавили ее к списку моих добродетелей.
Наш лагерь располагался у подножия горы в нескольких милях от ледника, чуть видневшегося на севере. Вход в храм вновь был крепко запечатан льдом в ожидании следующего далай-ламы. Часть лагеря занимали пленники – тридцать с небольшим китайских солдат, жалко сбившихся в кучку. Стражам далай-ламы под воодушевляющим предводительством отважного Церинга удалось не только отбить атаку китайских солдат у ледяного моста, но и взять инициативу в свои руки. Тогда они решили продолжить преследование и переловили китайцев всех до одного.
На следующий день мы отправились обратно в Лхасу. По пути я принялся расспрашивать Шерлока Холмса о сверхъестественных событиях, происходивших в пещере, пытаясь найти им научное объяснение. Поначалу Холмс не спешил отвечать и молча ехал рядом со мной. И, только раскурив трубку и сделав несколько затяжек, он заговорил:
– Я слишком ценю вашу дружбу, Хари, и не хочу, чтобы вы думали, будто бы я с вами не вполне откровенен. Я дал нерушимую клятву не раскрывать некоторых тайн тем, кто не является одним из нас, сколь бы близким другом или великим благодетелем он ни был. Я говорил с ламой Йонтеном, и он согласился, что можно объяснить вам произошедшее в общих чертах, не касаясь тех подробностей, для рассказа о которых мне пришлось бы нарушить данный мною обет.
Даже верхом на лошади мистер Холмс говорил с легкой назидательностью, неизменно присутствовавшей в любом его рассуждении.
– Будда как-то сказал, что миров и вселенных не меньше, чем песчинок на берегах Ганга. Буддийские богословы верят, что разные будды трех времен, среди которых был и сам Шакьямуни, вращали «Колесо Закона» сразу в множестве миров. Некоторые из этих миров опередили наш, особенно тот, что правит тысячей других окружающих его миров. Он настолько опередил в своем развитии нашу захудалую планету с ее весьма примитивной наукой и духовностью, что объяснить чудеса этого совершенного мира нашему современному человеку невозможно, как невозможно объяснить принцип работы парового двигателя дикарю с Андаманских островов. Его обитателей мы сочли бы богоподобными, и не только потому, что силы их беспредельны, но и по причине их удивительного долголетия. Однако и они смертны. Ибо Будда учил: «Всему, что родится, суждено умереть – даже богам в небесах Индры».
Считается, что много веков тому назад обитатели этого мира в поисках абсолютной истины открыли «Закон» и с тех пор неизменно стремились защитить Благородное Учение, если над ним нависала угроза. Они всегда охраняли наш мир и поддерживали с человечеством связь через посредство горстки страждущих спасения, живущих высоко в горах Тибета.