Вы знаете тот сонет без названия из сборника стихов, который начинается словами: «То был побег от смерти к жизни. Прыжок – и вот я словно заново рожден…»
Этот сонет был написан ночью в садовом павильоне дворца Каррето в Генуе. В нем Просперо Адорно попытался поведать о том, что произошло с ним в саду и наполнило его жизнь новым смыслом.
Глава X
Воды Леты
[14]
В ту июльскую ночь в садовом павильоне Просперо Адорно провалился в сон, которому суждено было стать крепким и долгим.
Когда он проснулся со свежей головой, ему смутно вспомнилось, что намного раньше, перед рассветом, его сон уже прерывался. Тогда Просперо пригрезилось, что его голова превратилась в шар, наполненный болью и такой свинцово-тяжелый, что он с трудом мог приподняться на подушках. Вся его грудь была покрыта синевато-багровыми пятнами, в которых он распознал характерные признаки бубонной чумы. За этим сном последовали другие, но он вспоминал лишь обрывки их, и были они какими-то бессвязными, аляповатыми.
Однако теперь он проснулся окончательно и лишь на миг испытал замешательство при виде стен из цветного мрамора, переливающегося в лучах солнца, и грациозного юного Вакха, улыбавшегося ему с малахитового пьедестала. Просперо почти сразу вспомнил, где находится.
Затем он обнаружил, что диван, на который он прилег полуодетым, превратился, пока он спал, в настоящую кровать с прекрасными льняными простынями и шелковым покрывалом, а сам он необъяснимым образом оказался обнаженным. Изумляясь всему этому, он напрягся и только тогда почувствовал слабость, какой никогда не испытывал за всю свою бурную молодую жизнь. Его испуганный недоуменный взгляд встретился с глазами маленького человека, стоящего у ложа. Человек был в летах, лыс и добродушен, как старый Силен
[15]
.
– Господи, спаси меня! – воскликнул Просперо и услышал, что голос его так же слаб, как и тело. Стараясь говорить громче, он прохрипел: – Который час? И кто вы?
– Тсс. – Старик подошел ближе. – Хвала святым! Ваша душа наконец-то вернулась. Но тем не менее ложитесь. – Он мягко заставил Просперо снова опуститься на подушки и быстро привел в порядок его постель. Холодная костлявая рука успокаивающе коснулась его лба. – Жар спал. Теперь все будет хорошо. Мужайтесь, мой господин!
Просперо вытаращил на него глаза.
– Но чем же я болен? И который час? – снова спросил он.
Кроткое морщинистое лицо старика осветилось улыбкой.
– Уже почти полдень и праздник Блаженного святого Лаврентия – десятое августа.
До Просперо наконец дошло.
– Вы не назвали год, – пожаловался он.
– Хе! Хе! Вы уже можете шутить! Это хорошо. Вы действительно вылечились.
– Но от чего, скажите, прошу вас.
– Ну конечно же от чумы. От чего же еще? Именно от чумы. Две недели вы лежали, выделяя вместе с потом яд, и иногда нам казалось, что вместе с ядом улетучится и ваша жизнь. Но вы крепкий юноша, да простит мне ваша милость такое обращение, и вы победили госпожу Смерть.
– Чума! – Он почувствовал тошноту. – И я лежал здесь две недели? Две недели! Словно в водах Леты! – Он полузакрыл глаза и застыл, сосредоточенно пытаясь почувствовать свое тело. Затем снова обратился к старику: – Кто вы?
– Все называют меня Амброзио, с вашего позволения. Я слуга мадонны.
– Ах, вот как, мадонны. Кто такая мадонна?
Дверь была открыта, и комнату пересекла чья-то тень. Послышалось учащенное дыхание, шелест платья, и вот уже дама подле него.
– Он пришел в сознание!
Амброзио потер костлявые руки.
– Хи-хи! Разве я не говорил, что он вылечится и скоро придет в себя? Верьте старому Амброзио, госпожа. За семьдесят лет он успел кое-чему научиться, слава тебе господи.
Глаза Просперо засияли. Он смотрел на женщину, и зрачки его в углубившихся глазницах становились все шире. Хозяйка стояла гордо и непринужденно; голубая накидка, подвязанная под грудью шнурком с кистями, подчеркивала ее рост и стать.
– Мадам, я злоупотребляю вашим гостеприимством. Умолять о приюте на одну ночь и оставаться две недели…
– Тихо, – шепотом предостерегла она, испуганная слабостью его голоса. – Вы должны отдыхать. Мы поговорим, когда вы наберетесь сил.
Просперо окреп гораздо быстрее, чем мог предполагать.
Его вкусно и обильно кормили. Благодаря уходу Боны и Амброзио силы Просперо прибывали не по дням, а по часам. Раз в день хозяйка приходила навестить его, принося свежие цветы к его постели. Он неотрывно следил за ее величавой неторопливой поступью, стараясь не упустить ни малейшего проявления той неповторимой грации, которую в ней открыл. С восторгом наблюдал он за солнечными бликами на ее блестящих каштановых волосах, белой тонкой шее и прекрасных запястьях. Но когда он пытался вовлечь ее в разговор, она отказывала ему с мягкой решительностью, которую он находил восхитительной, хотя отказ и причинял ему боль. Они наговорятся, обещала она ему, когда он снова будет на ногах.
Вот он и хотел поскорее встать на ноги. Уже на четвертое утро Просперо потребовал зеркало, чтобы взглянуть на свое лицо. Касаясь его прежде, он узнал, что оброс уродовавшей его косматой бородой. Но ужасный вид впалых щек и ввалившихся глаз потряс Просперо. Он сразу стал раздражительным и капризным, начал канючить и замучил Амброзио абсурдными поручениями.
В итоге пришедшая в полдень с визитом хозяйка застала в павильоне господина, изрядно смахивавшего на тех, что две недели назад карабкались на стену ее дома. Выбритый и коротко подстриженный Амброзио, сносно причесанный и облаченный в свой прежний черный парчовый костюм, Просперо с поклоном встретил ее у порога. Он был мертвенно-бледен, но улыбался.
Покаянно приняв упрек в том, что слишком рано встал на ноги, он тотчас же сел по велению хозяйки и позволил ей обложить себя диванными подушками.
– Вы терпите это, будто мученик, – пошутила она.
– Мученик, который попал в рай.
– Дорога к раю идет через врата смерти, а они не распахнулись перед вами.
– Совсем не так. Чтобы попасть в рай, надо было перелезть через стену. Что же касается остального, то я отказался переправиться через Стикс
[16]
, обнаружив Элизиум
[17]
на этом берегу.