Тайная история Марии Магдалины - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Джордж cтр.№ 7

— Но в чем его суть? — не унимался Илий, сурово склоняясь над ней.

И правда, в чем именно его суть? Вроде как в спелом зерне, а название связано с числом дней, прошедших после Песаха… [5]

— Его празднуют спустя пятьдесят дней после Песаха, — ответила Мария, одновременно пытаясь вспомнить что-то еще. — Он имеет какое-то отношение к тому, что зерно созревает.

— Какое зерно?

— Илий, прекрати! — проворчал Сильван — В семь лет даже ты этого не знал.

— Ячмень… или пшеница, я думаю, — высказала догадку Мария.

— Пшеница! И мы дарим первую часть урожая Богу, — подхватил Илий. — В этом-то и состоит главное: дары Господу будут помещены перед Ним в храме.

— А что Он с ними делает?

Мария представила себе взметнувшееся, всепожирающее пламя, в котором исчезают поднесенные Господу жертвы.

— После завершения ритуала дары возвращают верующим.

Ох! Какое разочарование! Выходит, они проделают весь этот путь только для того, чтобы выложить зерно в храме, подержать его там и забрать обратно?

— Насчет зерна я вроде бы поняла, — сказала Мария. — Но ведь мы-то никакого зерна не выращиваем. Может быть, нам стоило бы поднести Господу рыбу, которую мы ловим?

— Зерно — это символ, — кратко и не совсем внятно ответил Илий.

— Может, побеседуем о храме? — предложил Сильван. — Все лучше, чем о всяких там символах.

Разговор зашел о храме, и он продолжался даже тогда, когда солнце зашло, убрав с их плеч свои теплые лучи. Что для еврейского народа могло быть важнее храма? Дважды недруги разрушали его, но ныне он был воздвигнут снова. Храм имел столь важное значение, что по возвращении из плена вавилонского пятьсот лет назад евреи первым делом взялись за восстановление святыни.

— Мы есть храм, и храм есть мы, — произнес Натан. — Мы, как народ, не можем существовать без него.

Мария поежилась: мысль о том, что для существования иудеев необходимо, чтобы стояло некое здание, показалась ей пугающей. А что. если с храмом случится неладное, если он разрушится? Но этого, конечно, не случится. Господь не допустит этого.

— Наш предок Хирам был работником при храме Соломона, — с гордостью заявил Натан. Порывшись за пазухой, он извлек висевший на тесьме крохотный плод граната, изготовленный из желтой меди. — Вот его изделие.

Вещица была передана Сильвану, он внимательно рассмотрел ее и переложил в руку Илия.

— О! Он сделал много других вещей, больших вещей. Он отливал в огромных глиняных формах бронзовые колонны и капители для старого храма. Но эту вещицу он сделал для своей жены. Тысячу лет тому назад. И мы сохранили ее и передаем из поколения в поколение. Она побывала с нашими предками в Вавилоне и вернулась назад.

Когда вещица дошла до Марии, девочка прониклась почтением; изделие казалось священным, хотя бы в силу своей великой древности.

«Мой прапрапра… много раз прапрадед сделал это собственными руками, — подумала она — Руками, обратившимися в прах еще в незапамятные времена».

Она подняла подвеску и медленно повертела на тесемке. Угасавший дневной свет играл на округлой поверхности искусственного фрукта и четырех разветвлениях с одного конца, представлявших собой стебелек. Гранат был сделан с удивительным, поражавшим воображение правдоподобием и мастерством.

Не смея дышать, Мария вернула древний шедевр отцу, который вновь повесил его на шею и убрал под рубаху.

— Так что, сами видите, наше паломничество не из легких, — наконец сказал он, погладив то место под одеянием, где покоился талисман. — Его начал еще Хирам, и оно длится целую тысячу лет.

Едва забрезжил рассвет, шатры уже были убраны, вьючные животные нагружены, а матери созывали своих детей. Мария в то утро проснулась со странным ощущением, будто она уже побывала в храме и помнит ряды статуй богинь… в рощице высоких деревьев, темно-зеленые верхушки которых мягко раскачиваются ветром. Храм звал ее, но зов его звучал, как шелест ветра к кипарисовой роще. Очень скоро караван продолжил путь, двигаясь так быстро, как будто они только что вышли из дома, а не провели три дня в дороге. Казалось, что по мере приближения Иерусалим с возрастающей силой притягивал к себе паломников.

Ближе к вечеру путники добрались до вершины одного из хребтов, откуда открывался вид на священный город, и весь караван остановился, чтобы окинуть его взором. Иерусалим вольно раскинулся внизу, солнце золотило его желтовато-серые камни. Рельеф внутри кольца стен был неровным, здания то взбегали на холмы, то уходили в низины. То здесь, то там поблескивали белые вкрапления мраморных дворцов, выделявшиеся среди обычных строений из известняка, а на возвышенном плоском плато, в сиянии белизны и золота, вздымался храм.

Воцарилось благоговейное молчание. Мария, еще слишком юная, чтобы проникнуться религиозным чувством, просто любовалась невиданным доселе зрелищем. Ей казалось, что сама белизна храма чище любой, виденной ею прежде, а нисходящий на него золотистый свет наводил на мысль о протянутых с неба руках.

Народу на перевале прибывало. Подкатывали разукрашенные повозки с символическими дарами первых плодов из тех мест, которые не смогли направить в этом году полноценные караваны паломников. Повозки были нагружены так, как диктовал обычай: ячмень на дне, потом пшеница и финики, потом гранаты, потом смоквы и оливки и на самом верху виноград. Вскоре эти возки скатят вниз, в Иерусалим, и передадут священнослужителям.

— Песню! Песню! — закричал кто-то. — Давайте споем с радостью о том, что нам дозволено прийти к Богу и Его священному храму!

И тут же тысяча голосов грянула псалмы, которые все хорошо знали. псалмы, которые знаменовали их пришествие в Иерусалим.

Вот, стоят ноги наши во вратах твоих, Иерусалим,—

Иерусалим, устроенный как город, слитый в одно.

Куда восходят колена, колена Господни, по закону Израилеву,

славить имя Господне.

Там стоят престолы суда, престолы дома Давидова.

Просите мира Иерусалиму: да благоденствуют любящие тебя!

Да будет мир в стенах твоих, благоденствие — в чертогах твоих! [6]

Воодушевленно размахивая пальмовыми ветвями, паломники спустились по склону последнего холма к стенам Иерусалима. Впереди высились врата, куда им предстояло вступить.

Шум и толкотня умножились, когда многочисленные группы и караваны приблизились к городу, теснясь у стен, но то была веселая, радостная толпа, воодушевленная благоговением и верой. Катили жертвенные повозки, отовсюду слышалось пение псалмов, звучали кимвалы и тамбурины. Огромные северные ворота стояли распахнутыми: по традиции здесь просили подаяние нищие и прокаженные, но на сей раз толпа паломников едва не смела убогих.