Бегство от свободы - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Фромм cтр.№ 28

По сути дела, эти методы усыпления способности к критическому мышлению гораздо опаснее для нашей демократии, чем открытые нападки на нее; в смысле же воздействия на человеческую личность они гораздо безнравственнее непристойной литературы, издание которой наказуемо. Потребительское движение пытается восстановить критические способности, достоинство и самоуважение покупателя и, таким образом, действует в том же направлении, что и профсоюзы; однако до сих пор это общественное движение не вышло за пределы скромных начинаний.

Все сказанное касается не только экономической сферы, но и политической. На заре демократии существовало множество самых различных организаций, в которых человек мог конкретно и активно участвовать в голосовании за определенные решения или конкретных кандидатов в выборные органы. Вопросы, которые там решались, – так же как и кандидаты, – были ему знакомы; голосование, часто проводившееся на общем собрании всего населения города, было конкретным актом, при котором индивид в буквальном смысле слова считался. Сегодня избиратель имеет дело с гигантскими партиями, которые так же далеки от него и так же подавляют, как гигантские промышленные корпорации. Различия предвыборных программ сложны и становятся еще сложнее оттого, что их всеми способами затемняют. Перед выборами избиратель еще может мельком увидеть своего кандидата, однако с распространением радио он, по-видимому, лишится и этой возможности и, таким образом, потеряет последний шанс зримо оценить «своего» кандидата [31] . Фактически ему предлагается выбор между двумя-тремя кандидатами партийных машин; но он этих кандидатов не выбирал, он почти ничего о них не знает, их взаимоотношения так же абстрактны, как почти все остальные отношения.

Методы политической пропаганды усиливают чувство ничтожности избирателя, так же как методы рекламы воздействуют на покупателя. Повторение лозунгов, упор на такие факторы, которые не имеют ничего общего с принципиальными разногласиями, – все это усыпляет его критические способности. Ясное и рациональное обращение к его мышлению – это скорее исключение, нежели правило в политической пропаганде, даже в демократических странах. Сталкиваясь с размерами и мощью партий в том виде, как это изображено в их политической пропаганде, отдельный избиратель не может не чувствовать себя крошечным и ничего не значащим.

Все это вовсе не значит, что реклама и политическая пропаганда открыто признают незначительность индивида. Совсем наоборот: они льстят индивиду, придавая ему важность в собственных глазах, они делают вид, будто обращаются к его критическому суждению, его способности разобраться в чем угодно. Но это лишь способ усыпить подозрения индивида и помочь ему обмануть самого себя в отношении «независимости» его решений. Вряд ли нужно оговаривать, что пропаганда, о которой я говорю, не является полностью иррациональной, что в пропаганде различных партий и соответственно кандидатов имеют некоторый вес и рациональные факторы.

Растущее бессилие индивида усиливается и другими факторами. Экономическая и политическая сцена расширилась и усложнилась; человеку все труднее разобраться в происходящем. Угрозы, с которыми он сталкивается, тоже возросли. Всеобщее чувство неуверенности усилилось из-за хронической безработицы миллионов людей. Хотя поддержка безработных за счет общественных средств много сделала для того, чтобы как-то сбалансировать результаты безработицы и в экономическом, и в психологическом плане, однако остается фактом, что для огромного большинства бремя безработицы крайне тяжко психологически и угроза безработицы полностью отравляет всю их жизнь. Иметь работу – все равно какую – это для многих предел мечтаний, нечто такое, за что они были бы несказанно благодарны. Безработица усилила и угрозу старости. На многих производствах нужны только молодые люди – пусть и неквалифицированные, – которых можно легко и быстро обучить; нужны такие, которых можно без труда превратить в деталь машины, приспособленную для выполнения определенной операции.

В развитие чувства индивидуального бессилия вносит весомый вклад и угроза войны. Разумеется, войны были и раньше. Но со времени последней войны средства уничтожения так чудовищно выросли, что смертоносному действию войны теперь подвержены все без исключения; угроза войны превратилась в кошмар, который нависает над жизнью каждого человека и усиливает его чувства страха и собственной беспомощности, хотя многие, может быть, и не осознают этого, пока их страна еще не втянута в войну.

Нарисованной выше картине соответствует «стиль» нашего времени в целом. Неоглядность городов, в которых индивид теряется; здания, высокие как горы; непрерывная акустическая бомбардировка радио; газетные заголовки, сменяющиеся трижды в день и не дающие времени сообразить, что же на самом деле важно; ревю, в которых сотни девушек демонстрируют способность истребить свою индивидуальность и действовать с точностью механизма в огромной слаженной машине; бьющие ритмы джаза – все это лишь отдельные черты того общего положения вещей, при котором индивид противостоит не зависящим от него огромным величинам, ощущая себя песчинкой в сравнении с ними. Все, что он может, – это «пойти в ногу», как марширующий солдат или рабочий у конвейерной ленты. Он может действовать, но чувство независимости и собственной значимости он потерял.

Насколько преисполнена чувствами страха и незначительности масса средних американцев, хорошо видно из популярности мультфильмов о Микки-Маусе. Один и тот же сюжет этих фильмов – при всем многообразии вариантов – состоит в том, что кого-то крошечного преследует нечто подавляюще сильное, огромное, угрожая убить или проглотить малыша. Малыш удирает, в конце концов ему удается спастись или даже как-то навредить своему врагу. Люди не стали бы постоянно смотреть одно и то же, пусть и в разных вариациях, если бы этот сюжет не затрагивал чего-то очень близкого их собственной эмоциональной жизни. Очевидно, что крошечное создание, преследуемое жестоким и сильным врагом, – это сам зритель; именно так чувствует себя он, с такой ситуацией он отождествляет свою собственную. Но конечно, это не могло бы иметь постоянной притягательности, если бы не было счастливого финала. Зритель переживает все свои страхи, свое чувство ничтожности, но под конец получает утешительное ощущение: несмотря ни на что, он все-таки спасется и даже победит сильного врага. Однако – и в этом состоит весьма существенная и грустная сторона «счастливого конца» – его спасение зависит главным образом от его способности удирать и от непредвиденных случайностей, мешающих чудовищу поймать его.

Положение, в котором находится индивид в наши дни, предсказывали уже дальновидные мыслители прошлого века. Кьеркегор описал беспомощного индивида, раздираемого мучительными сомнениями, подавленного чувствами одиночества и ничтожности. Ницше наглядно изобразил приближающийся нигилизм, воплотившийся в нацизме, и написал портрет «сверхчеловека» как отрицание потерянного и ничтожного человека, какого он видел в действительности. Тема бессилия человека нашла наиболее яркое выражение в творчестве Франца Кафки. В своем «Замке» он изображает человека, который хочет войти в контакт с таинственными обитателями замка; предполагается, что они подскажут ему, как жить, укажут его место в мире. Вся его жизнь состоит из отчаянных попыток встретиться с ними, но это ему так и не удается; и он остается один с чувством полнейшей безнадежности и пустоты.