Это обесценение сексуального удовольствия соответствует овеществлению всех человеческих отношений, в том числе безразличие к судьбе себе подобных. Любовные отношения, в частности, были в значительной мере подчинены экономическим соображениям.
Это не означает, что в докапиталистическом периоде не было жестокости или ее было меньше. Дело в том, что буржуазное безразличие имело отличительные нюансы и оттенки; не было и намека на индивидуальную ответственность за судьбу других
[142]
, на любовь к людям, без каких-либо оговорок.
Дефо дает классический пример буржуазного равнодушия к страданиям бедняков. Он описывает их «как сборище хныкающих неудачников, которые представляют собой тягостное бремя на шее нации, требующее для себя особых законов»
[143]
. Как мы знаем, это мировоззрение действительно было свойственно капитализму, особенно в XVIII и XIX столетиях. Даже позднее, в 1911 году, Американский табачный трест обвинялся в таком же отношении: «В царстве конкуренции люди были безжалостно отодвинуты в сторону»
[144]
. Жизнь многих американских промышленных магнатов XIX века предоставляет множество тому примеров.
Буржуазным сознанием полное отсутствие сострадания вовсе не воспринималось неэтичным. Напротив, оно было заложено в определенных религиозных или этических концепциях. Вместо блаженства, гарантированного верующей пастве, счастье в буржуазном понимании было вознаграждением за выполнение долга.
И это положение подкреплялось установкой на преуспеяние, на успех, которых мог достичь любой человек.
Отсутствие сострадания в буржуазном характере представляло собой мировоззренческую адаптацию к экономической структуре капиталистической системы. Принцип свободного соревнования и сопутствующая ему концепция выживания сильнейших требовали появления индивидов, которым сострадание не было бы помехой в деловых предприятиях. Те, кто меньше всех испытывал сострадание, имел больше всех шансов на успех.
Наконец, мы должны упомянуть еще одну черту, важность которой была отмечена широким кругом авторов: рациональность, осознание цели. Мне представляется, что эта буржуазная рациональность, которая не имеет ничего общего с более высокими формами разума, в большой степени соответствует психологическому понятию «любви к порядку», который мы описали. «Автобиография» Франклина дает типичный при мер этой чисто буржуазной «любви к порядку» и «рациональности»
{25}.
Подведем итоги: в качестве основных черт буржуазно-капиталистического «духа» мы признали: 1) ограничение роли удовольствия (особенно сексуального удовольствия); 2) стремление к владению, к накоплению капитала; 3) исполнение долга в качестве высшей ценности; 4) любовь к порядку и исключение сочувствия к другим.
Если сравнить эти черты с описанными выше типичными чертами анального характера, то легко увидеть, что они во многом совпадают и соответствуют друг другу. Если это соответствие – факт, то мы могли бы с полным основанием заявить, что типичная либидозная структура буржуазного человека характеризуется интенсификацией анального либидо. Полное психоаналитическое исследование черт буржуазно-капиталистического характера показало бы также, как и в какой степени эти черты стали результатом адаптации к требованиям капиталистической экономической системы и в то же время в какой степени анальный эротизм сам послужил производительной силой в развитии капиталистической экономики
{26}.
Ясно, что типичные черты характера буржуа XIX века постепенно менялись и вместе с исчезновением классического типа «сделавшего себя» независимого предпринимателя, который одновременно владел и управлял своим бизнесом, стали служить помехой для нового типа капиталиста. Описание и анализ психики предпринимателя сегодняшнего дня – еще одна задача, за которую следует взяться психоаналитической социальной психологии.
Однако среди низших слоев среднего класса ранние черты характера продолжали сохраняться. В таких капиталистически развитых странах, как Германия, этот класс не имеет экономической и политической власти; тем не менее он продолжает выполнять экономическую роль в устаревших формах более ранней (XVIII–XIX веков) капиталистической эпохи. У сегодняшней мелкой буржуазии мы находим те же самые черты анального характера, которые были присущи «духу» прежней капиталистической эпохи
{27}.
У представителей рабочего класса в гораздо меньшей степени проявляются черты анального характера, чем в среде мелкой буржуазии
[145]
. Это отличие нетрудно объяснить, учитывая место рабочего в процессе производства
{28}. Более трудным является следующий вопрос: почему столь многим членам и пролетарского, и низших слоев среднего класса, не имеющим ни капитала, ни сколь-нибудь существенных сбережений, все же присущи буржуазно-анальные черты и соответствующая идеология? Мне представляется, что главная причина в том, что либидозная основа этих черт коренится в традициях семьи и других культурных факторах. Таким образом, она изменяется медленнее, чем экономические условия, к которым была адаптирована.
Каково значение психоаналитической социальной психологии для социологии? Ее главная ценность в том, что она позволяет нам понять социальные процессы и производительные силы общества через выраженные в характере либидозные силы, их роль как движущих (или тормозящих) факторов. Тем самым становится возможным придать конкретный, научно корректный смысл понятию «духа» эпохи. Если понятие «дух» общества интерпретировать в этих терминах, то уйдут в прошлое многие противоречия, обнаруживаемые в социологической литературе. Ибо многие из этих противоречий являются результатом от несения понятия «дух» к идеологии, а не к чертам характера, которые могут находить выражение в большом числе разных и даже противоположных идеологий. Применение психоанализа не только предоставит социологам полезные точки отсчета в исследовании этих вопросов; оно также предотвратит некритическое использование ложных психологических категорий
{29}.
Эпилог
Эта книга посвящена кризису психоанализа. Однако, чтобы не терять перспективу, следует сказать, что нельзя изучать этот кризис, не осознавая, что он – часть более широкого явления. Возможно, это кризис современного общества. Возможно, это кризис человека.