Кризис психоанализа - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Фромм cтр.№ 19

Несмотря на ценную работу, проделанную индустриальной психологией, мне все же кажется, что заблуждение кроется именно в этом вопросе. Допуская эту предустановленную гармонию между интересами производства и наибольшими интересами человека, в стороне остается один фундаментальный вопрос: что же нас на самом деле заботит? Думаем ли мы сначала о благе человека или же нам нужно производство, машины, организация?

Мы вынуждены прямо взглянуть на странное противоречие: наша культура основана на иудео-христианской традиции, мы воспитаны верой в десять заповедей и в золотое правило. Тем не менее на практике оказывается, что почти каждый действующий в согласии с десятью заповедями и золотым правилом становится неудачником. Конечно, бывают исключения, но особенно в некоторых специфических областях бывает очень трудно сочетать максимальный успех с соблюдением нашего традиционного нравственного закона. Мы верим в одну систему ценностей, а действуем, руководствуясь противоположным ей правилом. Я не священник, но легко могу себе представить как психолог, что этот разлад внутри нас имеет довольно драматические последствия. Руководствуясь противоположными ценностями, а не теми, которые он уважает, человек страдает от своей вины, чувствуя при этом, как она истощает его энергию, делает его агрессивным, заставляет его переносить свое чувство вины на других и т. п. Следовательно, очень важно осознавать переживаемый нами конфликт: следуем ли мы словам апостола Матфея или живем по принципу, что цель всех наших усилий – развитие и укрепление нашей экономической машины.

Следует сделать еще одно замечание в адрес работы, проделанной индустриальной психологией. Как большая часть академической психологии, так и индустриальная психология ориентированы на бихевиоризм, в отличие от глубинной психологии, ориентированной на динамику, в рамках которой построена моя собственная работа. Далее я попытаюсь объяснить, почему чрезвычайно важно помнить об этом различии в связи с применением психологических методов к управлению и планированию.

Однако второй и более существенный момент конвергенции психологии и управления – это сочетание аналитической социальной психологии и идей, выраженных в философии управления, в частности в работе Озбекхана и Чёрчмена. Эти авторы поставили вопросы очень определенно: «Ради чего мы планируем? Каковы ценности нашего планирования?» Они предупреждают, что мы должны помнить о нормах и ценностях, стоящих за планированием, прежде чем говорить о стратегическом или даже тактическом планировании.

Есть еще один вопрос, тесно связанный с двумя вышеназванными: имеем ли мы в виду исполнение определенного плана в приказном порядке или же мы подразумеваем под планом «желаемое будущее», как выразился по этому поводу Озбекхан. Давайте возьмем в качестве примера подбор с помощью компьютера совместимых друг с другом брачных партнеров. Должна ли предполагаемая невеста, выявленная таким образом, сказать: «Мы планируем пожениться в следующем месяце»? Или: «Нашу женитьбу планируют на следующий месяц»? Я думаю, что в действительности этот вопрос связан не только с планами этой счастливой или неудачной пары, но и вообще с концепцией планирования нашего общества. Мы действительно или планируем, или нам подсказывают, как мы должны планировать, опираясь на какие-то принципы, которые мы не подвергаем сомнению и за которые не отвечаем.

Что же это за принципы, которые планируют наше планирование? Очевидно, одна из норм планирования, разработанная нашим технологическим обществом, такова: каждый должен делать то, что технически может делать.

Принцип технологической ценности означает, что если у вас есть возможность совершить путешествие на Луну, то вы должны отправиться туда без всяких колебаний. Если вы знаете, как можно создать еще более разрушительное оружие, вам необходимо постараться и создать его. В такой перспективе техническая возможность становится источником формирования ценностей. Так, если за норму принять то, что возможно выполнить технически, то от религиозных и этических норм приходится отказываться. Все наши традиционные духовные нормы были основаны на идее, что каждый должен делать то, что хорошо для человека, что истинно, что прекрасно, что ведет к его развитию и полноте его жизни. Если мы готовы делать все, что возможно выполнить технически, то, считая, что служим нашей традиционной системе ценностей, на самом деле мы лицемерим. Конечно, такой технологический приказ «каждому делать то, что он может делать» не является определенной нормой, осознаваемой нами как ценностный принцип. И хотя он определяет наше поведение, в нашем сознании мы все еще признаем нормой иудео-христианские традиции.

Оказываемся ли мы в этом случае перед лицом неизбежной коллизии норм гуманизма с приказами технического прогресса? К счастью, есть третья возможность для существования системы ценностей, не той, что основана на Откровении, а той, что опирается на наше знание природы человека. Основы этой системы ценностей заложены в идее, что возможно определить, что хорошо и что плохо для человека, если понять его природу. «Хорошо» и «плохо» здесь не означает хорошее или плохое для материального бытия человека. Под хорошим и плохим имеется в виду расцвет (или деградация) всех его способностей и возможностей, всего, что хорошо (или плохо) для достижения оптимальной человеческой зрелости. Объективно ценностные нормы можно определить именно таким образом, не обращаясь к Откровению, и эти нормы по сути своей идентичны нормам, общим для всех великих гуманистических религий – даосизма, буддизма, иудаизма, христианства и ислама [44] .

Хотя у меня нет возможности показать вероятность существования этих норм, все же я намереваюсь сделать несколько пояснений, которые могли бы послужить связкой между концепциями, применяемыми в системном анализе, и концепциями психоанализа.

Человек – это система, такая же, как экологическая или политическая система, система тела или клетки или система общества или организации. При анализе системы «человек» мы понимаем, что имеем дело с системой сил, а не с механической поведенческой структурой. Система «человек», как любая другая система, внутренне устойчива, изменение какого-либо одного элемента в ней не приводит ни к каким изменениям в системе в целом. Трудность понимания системы «человек» имеет две стороны. Первая заключается в столкновении здравомыслия, древней мыслительной модели «причина-следствие» с фиксированием ситуации и состояния. Другая трудность заключена в том факте, что большинству людей трудно согласиться с идеей, что за очевидным поведением могут стоять совершенно не ожидаемые причины. Позвольте мне привести очень простой пример. Если вы увидите покрасневшего от крика человека, то подумаете: «Он сердится». И ваше заключение будет правильно. Но если вы вникнете глубже, вы можете сказать: «Этот человек чем-то испуган». А если приглядитесь к нему более внимательно, то сделаете другой вывод: «Этот человек выглядит беспомощным». Теперь все три заключения правильны. Однако в них скрыта различная доля подлинности, и только заявление «Этот человек выглядит беспомощным» – приближает к сути дела, которое мне предстоит рассмотреть. Когда я утверждаю, что этот человек сердится, я вижу только внешнюю сторону его проявления.