Душа человека. Революция надежды - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Фромм cтр.№ 64

Наше обсуждение тождественности и целостности надо дополнить хотя бы кратким упоминанием еще одной установки, для которой монсеньор У. Фокс придумал великолепное слово – уязвимость. Человек, который переживает себя как ego и у которого чувство тождественности представляет собой ego-тождественность, естественно, хочет защитить эту вещь – себя, свое тело, память, собственность и тому подобное, а также свое мнение и его эмоциональное облачение, ставшее частью его ego. Он пребывает в состоянии обороны против каждого человека или любого переживания, способного помешать неизменности и цельности его мумифицированного существования. Напротив, человек, ощущающий себя не столько имеющим, сколько существующим, позволяет себе быть уязвимым. Ему ничто не принадлежит; он просто есть, пока жив. Но в каждый момент утраты чувства активности, когда он рассредоточен, ему грозит опасность и не иметь ничего, и не быть никем. С этой опасностью он может справиться только благодаря постоянной бдительности, бодрствованию и жизнеутверждению. Он уязвим по сравнению с ego-человеком, находящимся в безопасности, потому что последний имеет что угодно, кроме бытия.

Теперь мне надо бы поговорить о надежде, вере и отваге как прочих «очеловеченных переживаниях», но, пространно изложив их в первой главе, я могу воздержаться от дальнейшего рассмотрения этого вопроса.

Обсуждение проявлений «очеловеченных переживаний» осталось бы весьма неполным, если бы мы не изложили суть явления, подспудно присутствующего в основе обсуждаемых здесь понятий. Речь идет о трансценденции. Термин «трансценденция» традиционно используется в религиозном контексте и относится к выходу за пределы человеческих измерений, с тем чтобы достичь переживания божественного. Такое определение трансценденции совершенно оправданно в теистической системе. С нетеистической точки зрения можно сказать, что понятие Бога было поэтическим символом для обозначения акта выхода из темницы собственного ego и достижения свободы на путях открытости и соотнесенности с миром. Если мы говорим о трансценденции в нетеистическом смысле, в понятии Бога нет нужды. Впрочем, такова же и психологическая реальность. Основа для любви, нежности, сострадания, заинтересованности, ответственности и тождественности заключается как раз в том, чтобы быть, а не иметь, а это означает превзойти ego. Это означает позволить вашему ego покинуть вас, дать вашей алчности удалиться; опустошить себя, чтобы заново наполнить; обеднить себя, чтобы стать богатым.

В своем желании выжить физически мы подчиняемся биологическому импульсу, запечатленному в нас с самого зарождения живой материи и переданному нам через миллионы лет эволюции. Желание жить «помимо сферы выживания» – это творение исторического человека – его альтернатива отчаянию и несостоятельности.

Кульминацией обсуждения «очеловеченных переживаний» является утверждение, что свобода – это качество полностью очеловеченного бытия. Насколько мы превосходим сферу физического выживания, настолько нами уже не движут ни страх, ни бессилие, ни нарциссизм, ни зависимость и т. п., настолько мы выше принуждения. Любовь, нежность, разум, интерес, целостность и тождественность – все они дети свободы. Политическая свобода – это условие человеческой свободы лишь настолько, насколько она способствует развитию специфически человеческого. Политическая свобода в отчужденном обществе становится несвободой, поскольку вносит свой вклад в дегуманизацию человека.

До сих пор мы не касались одного из основополагающих элементов положения, в котором оказался человек. Я имею в виду потребность человека в ценностях, направляющих его поступки и чувства. Конечно, обычно существует разрыв между тем, что человек считает своими ценностями, и действительными ценностями, которыми он руководствуется и которые им не осознаются. В индустриальном обществе официально признанными, осознанными ценностями являются религиозные и гуманистические: индивидуальность, любовь, сострадание, надежда и т. п. Но для большинства людей эти ценности стали проявлениями идеологии и не оказывают реального воздействия на мотивацию человеческого поведения. Бессознательные ценности, служащие непосредственными мотивами человеческого поведения, – это ценности, порожденные социальной системой бюрократизированного индустриального общества, то есть собственность, потребление, общественное положение, развлечения, сильные ощущения и пр. Расхождение между осознанными и неэффективными ценностями, с одной стороны, и неосознанными и действенными – с другой, опустошает личность. Вынужденный действовать не так, как его учили и приверженность к чему он исповедует, человек начинает испытывать чувство вины, подозрительность к себе и другим. Это то самое несоответствие, которое подметило наше молодое поколение и против которого заняло бескомпромиссную позицию.

Как официально признанные ценности, так и фактически существующие не лишены структурности; они образуют иерархию, в которой некоторые высшие ценности определяют все прочие как необходимые для реализации первых соотносительные понятия. Специфически человеческие переживания, которые мы обсудили, развиваясь, формируют систему ценностей в рамках психодуховной традиции Запада, Индии и Китая на протяжении последних четырех тысяч лет. Пока эти ценности покоились на откровении, они были обязательны для тех, кто верил в источник откровения, под которым, насколько это относится к Западу, подразумевается Бог. (Ценности буддизма и даосизма основаны не на откровении верховного существа. Конкретнее говоря, в буддизме ценности выводятся из наблюдения за основным условием человеческого существования – страданием, из признания алчности его источником и из признания путей преодоления алчности, то есть «восьмеричного пути». По этой причине буддийская иерархия ценностей доступна каждому, не имеющему никаких иных предпосылок, кроме рационального мышления и подлинно человеческого опыта.) Применительно к Западу встает вопрос, может ли иерархия ценностей, представленная западной религией, иметь какое-либо иное основание, нежели Божественное откровение.

Среди моделей, не принимающих Божественный авторитет за основу ценностей, мы находим в итоге следующие.

1. Полный релятивизм, провозглашающий, что все ценности – дело вкуса каждого человека, за пределами которого у них нет никаких оснований. Философия Сартра в основе своей не отличается от такого релятивизма, поскольку свободно избранный человеком проект может быть чем угодно, а значит, и высшей ценностью, коль скоро он подлинный.

2. Другое представление о ценностях состоит в признании того, что ценности присущи обществу. Защитники этой позиции исходят из предпосылки, согласно которой выживание любого общества с его собственной социальной структурой и противоречиями должно быть высшей целью для всех членов его и, следовательно, нормы, способствующие выживанию данного общества, – это высшие ценности и обязательны для каждого индивида. С этой точки зрения этические нормы тождественны социальным, а социальные нормы служат увековечению данного общества, включая его несправедливости и противоречия. Очевидно, что правящая обществом элита использует все имеющиеся в ее распоряжении средства для того, чтобы придать социальным нормам, на которых покоится ее власть, видимость священных и универсальных, изображая их то как результат Божественного откровения, то как принадлежность человеческой природы.