Медленная смерть - читать онлайн книгу. Автор: Стюарт Хоум cтр.№ 9

— Это тебе не хватает сексуального воображения! — подколола его Мария. — Вот почему ты только и можешь, что прыгать на мне сверху.

— Неправда! — возразил Ходжес. — Ещё я люблю отсосы!

Джонни взлетел на диван и вонзил свой раздутый член в пизду доктора. Скинхед накачивал ёмкость, двигая телом в ритм с «Return of Django» — классической записью Upsetters [11] , студийная группа ямайского исполнителя реггей и даба Ли Перри (Lee «Scratch» Perry, один из родоначальников жанра, первый продюсер Боба Марли на Studio One), названа по синглу «The Upsetter», имевшему шумный успех. «Return of Django» — инструментальный хит 1969 г. (5-е место в Великобритании). Повторяющиеся куски мелодии гарантировали, что у них с Марией будет воистину безумная ебля.

Где-то уже говорилось, что Олд-Комптон-Стрит — центр нашего мира. Истина, как мы знаем, относительна — она меняется в соответствии с определёнными историческими и географическими законами. Подросток, живущий на Восточном Побережье Соединённых Штатов, обматерит любого, кто заявит о превосходстве Лондона, и будет считать Ривингтон-Стрит в Нижнем Ист-Сайде загадочным центром, из которого исходит биение жизни; а член британской правящей элиты скорее предпочтёт Треднидл-Стрит в лондонском Сити. Однако, для молодых и хиповых жителей Юго-Восточной Англии, Сохо, несомненно, формирует фокусную точку, откуда их психогеографическая карта расходится по остальным городским центрам. Пенелопа Эпплгейт и Дональд Пембертон разделяли эту точку зрения на мир со своими географическими и идеологическими соседями, так что ничего удивительного, что мы видим их бухающими вино в доме 23 по Олд-Комптон-Стрит.

— Смотри, — сказала Пенни, указывая через «Сохо Брэзери». — Вон Стивен Смит и Рамиш Патель.

— Подойдём? — спросил Дон.

— Ага, — ответила Пенни. — Расскажешь Стиву, как плеснул стакан в Джока Грэхема вчера вечером. Он ненавидит ублюдка с тех пор, как его первую пьесу одного актёра облили грязью в «Art Scene».

— Привет, — сказал Рамиш, хлопая Пембертона по спине и озорно подмигивая Эпплгейт.

— Хай, — пискнул Дон, и переключился на Смита.

— Стивен, с какой стати тебя не было вчера на открытии у Карен Элиот? Был чудесный вечер.

— Я ужинал с мамой и папой, — пожаловался Смит. — Старик, когда отмечал день рождения, потребовал с меня выплатить долги. Этот нахал поднял хай на всю округу, вопил, что я безответственный. Скучный человек, я должен-то всего тридцать тысяч — капля в море по сравнению с тем, сколько он стоит. Вся моя семья — мещане, они просто не ценят художественного гения.

— Облом, дружище, — посочувствовал Пембертон. — Тебе вчера и впрямь надо было быть во «Флиппере». Я выплеснул бокал вина в этого ублюдка Джока Грэхема, он чуть не обосрался! Вряд ли он ещё посмеет писать плохие обзоры на «Эстетику и Сопротивление».

— А если посмеет, — влезла Эпплгейт, — Дон обольёт его бензином, а я брошу спичку.

— Милые! — воскликнул Стивен. — Если соберётесь, предупредите меня, я приду и надену ему на шею шину!

— Джок не такой уж плохой! — возразил Патель. — Я знаю, он жёстко написал про вас, но мои работы ему нравятся, он дал восторженные отзывы фактически на каждый мой фильм.

— Это не извиняет, — гавкнул Смит, — его неспособность увидеть, что я — будущее британского искусства! Ты знаешь, как он обозвал мои картины? Сказал, что это низкосортный поп-арт, опоздавший на тридцать лет! У него нет вкуса, это чистая случайность, что ему понравились твои фильмы.

— К тому же, — рыкнул Дон, — хотя ублюдок зовёт себя революционным марксистом, на самом деле он пособник художественного истэблишмента. Мы же, как молодые гении, обязаны сражаться с системой — а Грэхем член группировки, которую мы должны свергнуть. То, что он защищает, по большей части — мусор, немногим лучше адской мазни!

— Ясно, к чему ты клонишь, — согласился Рамиш. — Я просто считаю, что ты переборщил с экстремизмом.

— Конечно, в моих идеях полно экстремизма! — грохнул Пембертон. — Я — Божий дар человечеству, и к чему мне соглашаться с посредственными мнениями недочеловека! Моя задача — оставить такой след, чтобы творческая элита могла принять новые формы существования. Толпу же либо вовсе избавят от страданий, либо превратят в рабов! Какие могут быть полумеры, когда искусство призвано спасти мир от сегодняшнего сползания в декаданс и деградацию!

Джонни Махач понимал, что не успевает домой к Карен Элиот к восьми. Удовлетворять Марию Уокер так, чтобы она от него отстала, пришлось куда дольше, чем он ожидал. Из-за сожительства с сексуально некомпетентным социальным работником сука стала охуительно похотливой! Выставив врача за дверь, Ходжес принялся носиться по дому, как синежопая муха. Вымывшись и натянув чистую одежду, он схватил плеер и рванул на стоянку наземного метро.

Теперь же скинхед был на последнем отрезке пути, он развалился на заднем сиденье и наслаждался музыкой Ethiopians. Нога его отбивала такт «Everything Crash», классической песни про ямайские забастовки 1968 года. Послушав песню Принса Бастера [12] «Taxation» про то же самое, Джонни оценил, что фактически одновременные забастовки пожарных, полицейских, водопроводчиков, телефонисток и остальных служащих обеспечили в странах Карибского бассейна феерический праздник жизни. Не то чтобы Ходжес интересовался постколониальной политикой, ему просто нравился блю-бит, ска и ранний реггей.

Когда поезд дотащился до «Расселл-Сквер», Джонни выскочил из вагона и полетел на Корем-Стрит. Он выстучал раз ноль раз на домофоне, и Карен Элиот обругала его за опоздание, однако впустив внутрь. Ходжес задыхался, когда добежал по лестнице до её квартиры.

— Классика, — наехала на него Карен. — Мерзейшая классика. Живя без работы, ты уже не способен рассчитать время. Тут у меня в спальне сидит подруга, которая давно и весьма нетерпеливо тебя ждёт. Она хочет потрахаться, иди и обеспечь.

Если бы скинхед слегка не потерял ориентацию от беготни, он вряд ли стерпел бы подобный тон. Но Элиот всё идеально спланировала, и он сделал, как ему приказали.

— Что, блядь, происходит? — исторг Джонни, обнаружив Марию Уокер, лежащую на кровати Карен.

— Мы тебя разыграли, — хихикнула доктор. — Иди сюда, давай займёмся сексом.

Бутбоя не надо было приглашать дважды. Мария в свои тридцать с лишним лет совсем не износилась и была весьма изящна, при виде обнажённого тела доктора у Джонни сразу встал. Он стянул «мартена», сбросил «ста-престы» и прыгнул в кровать. Уокер уже взмокла, и хуй скинхеда заработал в её дыре, как поршень в хорошо смазанном двигателе.

— Шевелись, чудо, — мурчала доктор. — Вбей свой большой твёрдый хуй в меня, в самую глубь!