Апельсиновый сок - читать онлайн книгу. Автор: Мария Воронова cтр.№ 45

Теперь каждый вечер к ней без звонка приезжала Надя и требовала, чтобы она начала лечиться. Эти визиты так измучили Веронику, что она уже подумывала снять номер в гостинице и перебраться туда. Однажды Надя даже собралась переночевать в ее квартире, и тогда Вероника закричала, что сейчас вызовет милицию.

– Ты неадекватна! – в ответ закричала Надя. – А я не могу спокойно смотреть, как ты себя губишь, я твоя сестра!

– Я сама имею право распоряжаться своей жизнью. Сейчас не советское время, когда слово врача было законом! А если мне будет нужна твоя помощь, я сама тебя позову.

Надя по-хозяйски расхаживала среди строительного мусора, заваривала чай, пеняла Веронике, что у нее нет супа.

– Тебе уже нужна моя помощь, потому что ты не в состоянии нормально соображать! Я устрою тебя в онкологический институт, да у тебя и самой прекрасные связи, ты легко попадешь на протокол.

– Я не могу себе это позволить. Всю жизнь я работала, чтобы обеспечить людям нормальный уровень медицинской помощи, я за это зарплату получала, и теперь не имею права лечиться лучше, чем другие.

– Что ты городишь! Есть такая вещь, как корпоративная солидарность!

– Она есть у практических врачей. Я к ним не отношусь.

– Ну и что ты будешь делать?

– Отстань, а? Если вдруг мне придет в голову отравить себе последние месяцы жизни, я пойду к районному онкологу, возьму направление… Ну и так далее. А если вдруг мне скажут, что есть чудесный химиопрепарат, который действительно поможет, то я куплю его за собственные деньги.

– А ты хоть представляешь себе цены на нормальную химию? Двенадцать тысяч за ампулу, и это далеко не предел!

– Ну и что? Я состоятельная женщина.

– Ты ведешь себя, как подросток, готовый пожертвовать жизнью ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Доверься мне, и я устрою тебя к лучшим специалистам. Ты ведь недавно в Питере и не знаешь, куда надо обращаться.

Так продолжалось изо дня в день. Надя никак не хотела угомониться и признать, что младшая сестра не хочет вступать в борьбу с болезнью. Но хуже всего было то, что она сообщила о Вероникином диагнозе многим коллегам и некоторые потом звонили Смысловской, чтобы предложить помощь.

– Я привлеку тебя к ответственности за разглашение врачебной тайны! – однажды пригрозила ей Вероника, измученная Надиной назойливостью.

– Неблагодарная дрянь! – взвилась Надя. – Я всю жизнь положила на тебя, а ты меня ненавидишь! Как я ни повернусь, тебе все плохо! Но знай: я все равно тебя вытащу! Не позволю тебе умереть, пусть ты за это еще больше меня возненавидишь!

– Отправляйся домой, Надя. – Вероника решила, что раз у нее нет будущего, то она может и не соблюдать вежливость в общении с сестрой.

И, покричав еще немного, Надя удалилась.

Слава богу, пока весть не дошла до ее больницы.

Вероника вновь обрела интерес к работе, поскольку ей хотелось, чтобы после ее смерти у сотрудников сохранились о ней хорошие воспоминания. Она пыталась выбить в ГУЗЛе деньги на ремонт и наседала на Колдунова, чтобы он поспешил с открытием центра сосудистой хирургии. Вдруг ей удастся прожить еще года полтора и она увидит расцвет несчастной больнички?

«Хоть что-то останется после меня…»

Следовало распорядиться и личным имуществом. Наследство после нее оставалось большое. «Ах, как прогадали и Миллер и Громов! – думала она злорадно. – Всего-то нужно было потерпеть меня несколько месяцев и получить за это две квартиры – в Москве и Петербурге, дачу и коллекцию картин».

Миллеру она все-таки позвонила, сама не очень понимая зачем. Глупо было надеяться, что он по голосу поймет, что с ней что-то происходит, и начнет расспрашивать… Как обычно, он был прохладно-вежлив, но сразу согласился на встречу и даже выразил готовность приехать к Веронике домой. Но она предложила нейтральную территорию: так было меньше риска, что она потеряет над собой контроль, разрыдается и станет умолять бывшего любовника скрасить ей последние денечки.

Договорились увидеться в кафе на Васильевском. Вероника долго готовилась к свиданию и перемерила почти все свои наряды, прежде чем остановилась на строгом жемчужно-сером костюме, лиловых туфлях на шпильке и лиловой же сумочке. Официальность облика смягчалась белоснежной блузкой с многочисленными кружевными оборками, а также несколькими кольцами с крупными камнями.

Вообще, узнав о своей скорой кончине, она утроила усилия, чтобы выглядеть красивой и такой остаться в памяти окружающих. Теперь она с каким-то грустным наслаждением облачала свое тело в шикарное белье, обтягивала ноги самыми дорогими чулками и проводила часы перед зеркалом, наводя макияж. Всю жизнь Вероника очень умеренно употребляла косметику – чуть-чуть теней, тушь для ресниц и помада, – и на макияж ей хватало пяти минут, а теперь она по десять раз смывала краску, лишь бы выбрать тон, оптимально подходящий к одежде.

Душиться она тоже стала крепче, чем обычно, не в состоянии избавиться от мысли, что раз она больна, значит, от ее тела исходит неприятный запах, которого она сама не ощущает.

В кафе она первым делом зашла в туалет, чтобы поправить костюм и прическу. Зеркало отразило очень красивую женщину, Вероника даже удивилась. Что ж, тем лучше, пусть такой ее и запомнит Миллер.

При ее появлении он встал и отодвинул ей стул. Вероника потянулась к меню, но он сказал, что уже сделал заказ, пока ждал ее.

– Напрасно. Я не голодна и собиралась только выпить кофе.

– А я не обедал. Поехал сюда, как только закончил операцию, – недовольно сказал Миллер.

– Ты мог позвонить мне и перенести встречу, если устал. Или ты хотел поскорее сбросить с себя неприятную повинность меня видеть?

Веронике стало грустно, что она начинает последний в своей жизни разговор с человеком, которого она любила, с мелких склочных уколов.

– Прости, Дима.

– Ничего. Дома все равно есть нечего, и пообедать с тобой мне очень приятно. Правда, Вероника, – вдруг улыбнулся он, – хорошо, что ты позвонила. Мне есть что сказать тебе.

Подошла официантка с водой и закусками. Вероника машинально отметила, что Миллер заказал ее любимый греческий салат.

– Извини, что все так получилось, – сказал он, когда официантка ушла, – я был дурак. Я всегда думал, что ты просто развлекаешься со мной. А тут вдруг сообразил недавно, что ты была единственным человеком на свете, кто помог мне! Страшно подумать, как бы сложилась моя жизнь, если бы не ты.

– Ну, тут правильнее благодарить покойного Смысловского.

– Но это же ты просила его за меня. Почему я не хотел видеть твоей искренней заботы?

– Ты меня спрашиваешь?

Не обращая внимания на ее иронию, он продолжал:

– Оставшись с матерью и сестрой на руках, я будто оказался в каменном мешке. Каждый раз, когда я, фактически мальчишка, просил родственников о помощи, я натыкался на каменную стену. «Это твоя мать и твоя сестра!» – с пафосом говорили они, стыдя меня за то, что я хочу переложить свои обязанности на других. А у меня выпускной класс, нужно готовиться в институт. Я всегда был отличником и должен был получить золотую медаль, но тут все это случилось… И я пошел к директрисе и попросил по-человечески помочь. Медаль была очень нужна мне для поступления. А в ответ услышал: «Да, ты должен заботиться о своих родных, но никто не обязан тебе за это натягивать оценки. И вообще, Дима, подумай, нужно ли тебе поступать в институт, имея на руках двух иждивенцев. Лучше приобретай рабочую профессию и корми семью». Кроме того, до несчастья я был активным комсомольцем, а после, естественно, всю общественную работу забросил. Так мне в характеристике написали, что я социально неактивен. В общем, в институт я чудом поступил, от злости, наверное. Я постоянно слышал слова – «ты должен…» И не было на свете ни одного человека, которому я мог бы сказать то же самое. А потом мой дядя лишил нас квартиры. Благодаря ему и его жене мы вынуждены были переехать в коммуналку.