— Я была очень растрогана, — призналась Анна.
— Не в том дело, и ваша растроганность мне ни к чему, — саркастически откликнулся он. Анна почувствовала, что он утратил к ней интерес, и это напоминало холодный душ. — Мне не нужна была ваша симпатия!
— Но вы ее во мне пробудили, — проговорила она, точно следуя сценарию Паркса и продолжая льстить Дэниэлсу. — Вы были таким очаровательным ребенком. Но я пришла в восторг и от вашей взрослой, нынешней фотографии. Бог ты мой, сколько преград вам удалось преодолеть и с каким трудными обстоятельствами вы справились, добившись успеха. Вы — мировая знаменитость. Я видела, как все на вас здесь смотрели. Конечно, я была растрогана.
Про себя Анна подумала, что, если бы эта речь превратилась в выступление на конкурсе бальных танцев, она бы получила первый приз.
Выражение лица Дэниэлса смягчилось.
— Спасибо вам за поддержку и понимание. Иногда мне бывает трудно примирить детское и взрослое «я». Вот почему я храню эту фотографию, она постоянно напоминает о том, как мне повезло.
— Это не везение, Алан. Вы очень талантливы.
— Да, я талантлив. И полагаю, что талант помог мне в жизни.
Официант принес жаркое, и они смолкли. Когда он налил еще шампанского, Анна не стала отказываться. Она задумалась, уж не перестаралась ли, стремясь завоевать его доверие, но, кажется, Дэниэлса порадовала ее похвала.
— Как здесь хорошо и как изысканно, — вздохнула она.
Он обвел ресторан небрежным взглядом и помахал рукой группе людей, стоящих у двери. Анна приступила к жаркому, когда он любезно осведомился:
— Ну и как вы съездили в Америку?
Она чуть было не поперхнулась и отодвинулась от него.
— Мы работали. Много и напряженно. А я большую часть времени провела за рулем.
«Ну, так-то лучше и ближе к истине, — заключила она. — Теперь он начнет вытягивать из меня информацию. До сих пор он долго ходил вокруг да около, но, как выяснилось чуть ранее, знал, что я побывала в Штатах».
— Я очень хорошо информирован. Мне все известно. Например, вы посетили Лос-Анджелес!
Она оцепенела.
— Но как вы узнали?
— Да это очень просто. У моего агента тот же самый стоматолог. Агент звонит стоматологу и говорит ему, что ваш Лангтон задал ему уйму вопросов о моих счетах за протезы. А после сообщает мне по телефону все подробности. Мир тесен.
— Да, вы правы.
— Надеюсь, вы расскажете, отчего подняли такой шум и держите меня под колпаком? Но слухи мне пока что ничем не повредили. Мой агент желал понять, почему вас заинтересовали мои зубы, их снимки и визиты к врачу.
— Но вы же сами знаете почему.
— Нет, не знаю. Я разрешил Лангтону взять эти рентгеновские фотографии, но никто не разъяснил мне, в чем тут смысл и отчего они вам столь важны.
— Если бы я могла вам сказать.
— Почему бы и нет? Скажите.
— Ну, что же, эта жертва, Мелисса Стивенс…
Он подождал, держа в руке вилку.
— Да?
— Неприятный разговор, с отталкивающими деталями. Особенно за столом.
— Ну-ну, продолжайте, не томите меня. Что там с Мелиссой Стивенс?
— У нее был откушен язык.
— Господи боже, язык?
— Да.
— Но какое это имеет ко мне отношение?
— У нас есть слепки со следами зубов. И впрямую это с вами не связано. Нам просто нужно исключить вас из числа подозреваемых.
— Я ошеломлен, и у меня нет слов.
— Могу сообщить, что следы не совпали с вашими зубами.
— Ну конечно, не совпали. До меня лишь сейчас дошло, что я оказался под подозрением. И я удивлен, что вы согласились отправиться со мной в театр и в ресторан.
— Вы не под подозрением, — ответила она, отпивая шампанское.
— Но зачем же вы тогда ездили в Лос-Анджелес?
— Кроме Лос-Анджелеса мы побывали и в Сан-Франциско, и в Чикаго. Алан, я не вправе вам говорить, понимаете? Это закрытая, чисто конфиденциальная информация.
— Ерунда, вы же сейчас сказали, что с меня сняты все обвинения. Если только вы мне не лжете.
— Нет, я не лгу.
Он съел несколько кусков жаркого и отложил вилку.
— И что еще вы делали в Лос-Анджелесе? Давайте, продолжайте.
— Там была убита Марла Кортни. Еще одна погибшая с аналогичными признаками преступления, никаких отличий от лондонской жертвы.
— А что такое признаки преступления? Я не очень-то представляю.
— Признаки преступления, или модус операнди, то есть один и тот же способ.
— Боже правый! И вы считаете, что убийца Мелиссы задушил кого-то в Штатах?
— Да.
Анна сделала новую мысленную пометку в своем сценарии. Ей предстояло «расколоть» Дэниэлса, вызвать его на откровенный разговор и усыпить подозрения, но теперь ей нужно было льстить не его актерским способностям, а хитрости социопата, то есть другой стороне его «я». И она принялась описывать изощренный ум этого убийцы, не оставлявшего следователям ни одной улики. Он внимательно слушал ее и кивал головой, словно был напуган.
Анна хихикнула:
— Наверное, я проболталась и мне не следовало об этом рассказывать. Знаете, у меня могут быть неприятности. Нам нельзя обсуждать с посторонними дела, которые еще ведутся в отделении.
— Я никому не скажу, — ласково произнес он и взял ее за руку. — Вы можете мне доверять, Анна. Я никому не сообщу о том, что вы мне говорили, ни единой душе. Но это потрясающая история. Мне трудно поверить, что он от вас ускользнул, и еще труднее поверить, что у вас нет никаких зацепок и вы не знаете, кто он такой. Страшно подумать, что вы меня заподозрили и стали допрашивать, решив, будто я мог быть к этому причастен. Должно быть, убийца — настоящее чудовище.
Она кивнула и придвинулась к нему поближе.
— Да, чудовище, но к тому же он необычайно умен. И не оставляет никаких следов ДНК — ни отпечатков пальцев, ничего. Я не в курсе всех подробностей, видите ли, мой шеф не привык ими делиться, он человек замкнутый и честолюбивый. Да к тому же порядочный эгоист.
— Но он взял вас с собой в Америку.
— Да, но я была там чем-то вроде его шофера.
— Значит, он рассчитывал получить там результат? И, по вашим словам, вы также побывали в Сан-Франциско и в Чикаго.
Она тряхнула головой и наклонилась к нему.
— Если мы не раскроем дело в ближайшие дни, нашу команду разгонят.
— Неужели? Вы не шутите?
— Это правда.
Его магнетически прекрасные глаза изумленно заморгали.