– Да ты выдумываешь!
– Я не выдумываю, я все рассказываю как есть. И вот однажды я услышала, как преподаватель разговаривает с воспитателем, который жалуется на твое поведение. «Да оставь ты, – сказал тогда он, – ты даже представить себе не можешь, в каком аду живет эта девчушка. Ей помочь надо, а не водой холодной окатывать. У нее и без нас забот хватает, дома такое творится!» Потом они перешли на шепот, и я уже не слышала. Для меня это все было словно гром среди ясного неба. Красивая картинка замутилась. Красивая картинка семьи Валенти. И поскольку я девушка любопытная, то решила все разузнать. Я набрала кучу сведений о Валенти: о бабушке, о матери, об отце, о дочке. Ну ты знаешь, все эти истории, которые рассказывают шепотом. Были там правдивые, была и откровенная ложь. Я знала о Валенти все. И вот я стала медсестрой. Для меня это было огромным достижением. Производством в чин, практически моим орденом Почетного легиона. Однажды, когда я была уверена, что твой отец и бабка в больнице, я пошла к вам домой. О, это было не сразу, ты уже ушла из дома и жила на ферме… Я постучала в дверь дома 42 по улице Ястребов. Твоя мама открыла дверь. Она была в домашнем платье, очень простом домашнем платье, дешевом и заношенном до дыр, босые ноги вдеты в шлепанцы, пряди волос прилипли ко лбу. Она недоверчиво смотрела на меня.
– Что вам угодно?
В это время со двора донеслись детские крики, и она повернула голову. Я заметила кровоподтек на левом виске. Большое фиолетовое пятно. И надбровная дуга была разбита.
– Я подруга Стеллы…
Когда она услышала твое имя, то широко распахнула дверь. Она была еще такая красивая! Светловолосая, высокая, тоненькая, те же чудные глаза, что и у тебя. И старомодная элегантность.
Она впустила меня в кухню. На столе стояли две чашки кофе, бутерброды, масло и банки с вареньем. Клетчатая скатерть вся была в пятнах. Она бросила тряпку, чтобы скрыть их от меня.
– Они только что ушли. Если вам нужно поговорить с моим мужем…
– Нет, я пришла именно к вам.
– А мой муж знает, что вы здесь?
– Нет.
– Он не знает, что вы здесь? – повторила она испуганно.
– Я подруга Стеллы, вы не должны меня бояться.
– Стелла попросила вас прийти?
– Нет. Она об этом не знает.
– Тогда уходите! Уходите! Я вас умоляю, нельзя, чтобы они вас застали здесь.
Она стала подталкивать меня к двери. Обеими руками. Страх придал ей невероятную силу. Лицо ее перекосилось, искаженное ужасом, она дрожала, как в лихорадке. Я пожалела ее и отступила за дверь. Кто я такая, чтобы предлагать ей помощь, мою такую важную и ценную для меня самой помощь? Прежде чем она затворила дверь, я спросила:
– Он ведь бьет вас, правда? Вы нуждаетесь в помощи, мадам Валенти.
Она инстинктивно подняла локоть, чтобы спрятать свой левый висок, и через платье я увидела другие следы побоев на руках, большие темные синяки, ярко выделяющиеся на ее белой коже.
– Вы так и сидите запертая целыми днями?
– Я не сижу запертая, я могу выйти.
– Вы любите его?
– Вы думаете, я бы здесь оставалась, если бы не любила его?
– А вам достаточно пищи?
– У него не особенно много денег. Его мать занимается всеми экономическими вопросами семьи.
– Почему?
– Откуда я знаю? Это его личная забота. Я‑то не работаю, я нахлебница. И вообще, какое вам до этого дело?
Я попыталась положить руку ей на плечо, чтобы показать, что она может на меня рассчитывать, что я ее не брошу, но она отступила назад.
– Я не слишком-то хороший человек. Только моя дочь считает, что я чего-то стою.
– Я хочу вам помочь.
– Я не нуждаюсь в помощи… Оставьте меня в покое.
– Я еще вернусь.
– Мне не нужна ваша жалость. Все это случилось исключительно по моей вине, я знаю. Уходите, уходите, не хочу вас больше видеть.
Она начала плакать, умоляюще сжала руки, повторяя, что мне нужно срочно уходить, что слишком поздно для нее.
Начиная с этого дня я почувствовала, что мне свыше поручена миссия. Я должна была спасти твою маму. Это было трудно, поскольку она практически не выходила из дома. Когда мать с сыном ходили в больницу, вернее, сын нес туда мать на руках, я срочно устремлялась на улицу Ястребов, 42. Но она мне больше не открывала. Я попыталась навести справки, мне хотелось знать, кем на самом деле был Рэй Валенти, и я поняла, что попала в паутину. У него были друзья повсюду: в мэрии, в префектуре, в полиции, даже у нас в больнице! Я не отказалась от своей миссии, но перестала ездить к ней домой.
– Это ты уговорила Дюре оставить ее подольше?
– Да.
– Вы придумали эту историю с переломом верхней части берцовой кости или это правда?
– Бинго! – сказала Амина, ласково улыбнувшись. – Но я не хочу его выдавать, он ведь тоже рискует.
– А эта записка, «100 % Тюрке», я ее сохранила. Ты думаешь, ее избил Тюрке?
– Я не знаю. Она об этом не рассказывает. Позволяет себя выхаживать, лежит, отдыхает, и это главное. Она никогда никому ничего не рассказывала, Стелла, нужно дать ей время, чтобы понять, что она может кому-то довериться, не рискуя, что будет только хуже.
– Ты права. Если это Тюрке, Рэй разрешил ему сделать это. Я его тогда спровоцировала с этими котлами. Сама виновата.
– Но ты ведь не могла предположить, что он отыграется на твоей матери.
– Да, я думала, что он начнет искать способ навредить в первую очередь мне.
– Ты ни в чем не виновата, Стелла. Уже давно все так происходит, ты тут точно ни при чем.
– Я не уверена. Это так ужасно, Амина. Как только я восстаю против них, они находят способ меня обуздать, наказать. Они отыгрались на моей матери. Они отыгрались на Адриане. Они хотят раздавить меня. Но им это не удастся.
Она повторила, глядя в пустоту: «Им это не удастся, – и, сжав руку Амины, добавила: – Обещаю тебе».
«Никогда он не сможет меня раздавить, – думала Стелла, выезжая с больничного паркинга и включая поворотник. – Даже если…
Даже если я буду физически слишком слабой, чтобы сопротивляться. Он может делать все, что хочет, с моим телом, я забаррикадируюсь внутри головы, и он меня там не достанет.
Каждый вечер, с тех пор как мне исполнилось пятнадцать, я хотела умереть.
Но как только он выходил из моей комнаты, я приходила в себя. Я не могла умереть, потому что это означало бы бросить ее. Я не плакала. Я придумывала способы, чтобы защитить нас – ее и себя. Я подкладывала записки, которые считала анонимными, в почтовые ящики жителей нашего дома. Я писала заглавными буквами: «РЭЙ ВАЛЕНТИ – НЕГОДЯЙ, ОН ПО НОЧАМ ЗАХОДИТ В КОМНАТЫ МАЛЕНЬКИХ ДЕВОЧЕК. РЭЙ ВАЛЕНТИ – НИКАКОЙ НЕ ГЕРОЙ». Но в нашем доме жили только приятели Рэя Валенти, пожарные, с которыми он выпивал вечером у Жерара, и меня ждали новые побои.