Я сжала его руку.
– Это очень трудно, Кишан. Но если сам Кишан, сильнейший соперник, решил нарочно проиграть поединок, то я постараюсь – ради него.
– Идет.
Он нехотя выпустил мою руку, встал и потянулся.
Я положила игру на полку и сказала:
– Знаешь, Кишан, мне каждую ночь снятся кошмары о Рене. Я боюсь, что Локеш его пытает.
– Мне тоже снится Рен, – отозвался он. – И в каждом сне он заклинает меня беречь тебя. – Он улыбнулся. – Но при этом требует, чтобы я не распускал руки.
– Он бы непременно так сказал, будь он здесь. Как ты думаешь, это просто сны или настоящие видения?
Он покачал головой.
– Не знаю.
Я положила ладони на коробку с игрой.
– Каждый раз, когда я хочу спасти его или помочь ему бежать, он отталкивает меня прочь, словно опасность грозит мне, а не ему! Понимаешь, это выглядит совсем как наяву, и я уже не знаю, что и думать.
Кишан подошел ко мне сзади и обнял.
– Я не знаю, что тебе ответить, но чувствую, что он еще жив.
– Я тоже это чувствую, – прошептала я и почувствовала, как он разжал руки. – Кишан?
– Да?
– Спасибо, что дал мне выиграть, – улыбнулась я. – И за то, что не распускал руки. Почти.
– Да, но не забывай, что это была лишь первая схватка. Война еще далеко не закончена, и совсем скоро ты убедишься, что я очень грозный противник. На любом поприще.
– Отлично, – кивнула я. – Тогда переигрываем. Завтра же.
Он церемонно поклонился.
– С радостью принимаю вызов, билаута. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Кишан.
На следующее утро за завтраком я донимала мистера Кадама расспросами о Далай-ламе, буддизме, карме и реинкарнации. Кишан черным тигром валялся у меня в ногах, внимательно прислушиваясь к нашему разговору.
– Видите ли, мисс Келси, карма – очень сложное понятие. Грубо говоря, это вера в то, что каждое наше слово, каждый поступок и каждый сделанный выбор влияют на наше прошлое и настоящее. Люди, верящие в реинкарнацию, надеются на то, что, ведя праведную и жертвенную жизнь в настоящем, они заслужат лучшую участь в следующей жизни. Что же касается дхармы, то весьма условно ее можно определить как поддержание некоего универсального порядка во Вселенной и следование правилам, которые управляют жизнью всего человечества как в светских, так и в религиозных аспектах жизни.
– То есть следуй дхарме и заработаешь добрую карму? – сострила я.
Мистер Кадам посмеялся.
– Полагаю, это весьма близко к истине. Состояние нирваны называется мокша. Когда вы успешно выдержите все испытания земной жизни и достигнете возвышенного состояния сознания, наградой вам будет просветление, или мокша. Просветленный освобождается от круга смертей и рождений. Он становится духовной сущностью, бренные заботы земного бытия больше не имеют над ним власти. Страдания и позывы плоти также перестают влиять на просветленного, и он соединяется с абсолютом.
– Мне кажется, вы уже перестали перерождаться и достигли просветления. Как вы думаете, мистер Кадам, может быть, это уже мокша? И еще, можно ли достичь ее при жизни?
– Интересный вопрос. – Он откинулся на спинку стула и задумался. – И все-таки, несмотря на свое долголетие, я вынужден ответить на ваш вопрос отрицательно. Нет, я не достиг полного духовного просветления, более того, я не уверен, что когда-либо стремился к нему. Пожалуй, мои отношения с божественным до сих пор остаются проблемой, которую мне еще только предстоит разрешить. Однако это не та задача, которой я готов заняться в данный момент. Как насчет прогулки на рынок?
Я кивнула, радуясь возможности увидеть что-нибудь новенькое и занять себя любым конкретным делом. Рынок был полон всякой интересной всячины. Мы гуляли мимо лотков со статуями будд, благовониями, украшениями, одеждой, книгами, открытками и буддийскими четками мала. Еще меня заинтересовали поющие чаши и колокольчики – они производят особые звуки, помогающие своим обладателям сосредоточить духовную энергию во время религиозных церемоний или медитации. Я видела множество молитвенных флагов и долго рассматривала красочные тханки, про которые всезнающий мистер Кадам объяснил, что это особый вид тибетского искусства – мифические сцены, исторические события, изображения будд и религиозных деятелей, вытканные или выполненные красками на ткани.
В назначенное время мы с Кишаном и мистером Кадамом пришли в офис Далай-ламы. Оказалось, что если бы не связи мистера Кадама, нас бы и близко не подпустили к этому зданию. Нам сказали, что сюда допускаются только самые высокопоставленные лица и почетные гости. Нас встретил весьма сурового вида мужчина в самом обычном темном деловом костюме; он сообщил, что проведет с нами предварительную беседу и в случае если наше дело покажется ему достаточно важным, он передаст нас вышестоящему чину.
Он пригласил нас сесть, и я с легким сердцем предоставила мистеру Кадаму отвечать на вопросы. Мужчина интересовался целью нашего визита. Мистер Кадам и на этот раз отвечал очень уклончиво, дав понять, что мудрость, за которой он пришел, не предназначена для посторонних ушей. Эти намеки очень заинтересовали мужчину, и тот стал расспрашивать еще настойчивее. Но мистер Кадам вежливо сказал, что мы можем рассказать о своем деле только Океану-Учителю.
При этих словах я заметила, как в глазах мужчины что-то мелькнуло. На этом расспросы закончились, и нас проводили в другую комнату, где нас ждала женщина, которая стала задавать те же вопросы. Мистер Кадам отвечал то же самое. Он был очень вежлив, исключительно любезен, но не раскрывал никакой информации.
– Мы приехали издалека, чтобы поговорить о деле, имеющем огромное значение для народа Индии.
Женщина всплеснула руками.
– Прошу вас, объясните более подробно! Что это за дело огромной важности?
Мистер Кадам с улыбкой наклонился вперед.
– Мы находимся в поиске, который привел нас в великую страну Тибет. Лишь здесь мы можем найти то, что ищем.
– Вы ищете богатств? – быстро спросила женщина. – Скажу сразу, здесь вы их не найдете. Мы бедный народ, у нас нет ничего ценного.
– Деньги? Сокровища? – переспросил мистер Ка-дам. – О нет, это не наша цель. Мы ищем знаний, которыми обладает только Океан-Учитель.
И снова при упоминании Океана-Учителя наша собеседница немедленно прекратила расспросы. Она встала и попросила нас подождать. Примерно через полчаса нас провели в следующий кабинет. Обстановка здесь была заметно скромнее, чем в предыдущих комнатах. Мы сели на старые, расшатанные деревянные стулья. Вскоре в комнату вошел молчаливый монах в красном одеянии. Он смерил нас быстрым взглядом внимательных глаз, глубоко сидевших над крючковатым носом, выдержал долгую паузу, потом сел.