Молох - читать онлайн книгу. Автор: Марсель Прево cтр.№ 5

– Милая Грета, вы не то, чтобы уж очень-очень некрасивы, но зато ужасно неопрятны! На вашем платье нависли франконская пыль и вестфальский уголь, покрывающий также ваше лицо и волосы. Поспешите со своим туалетом! – А через секунду она уже была у меня на коленях, говоря: – А вы, господин Волк, потрудитесь очистить мою комнату! Через полчасика вы можете поцеловать вашу Грету, которая будет такой же чистенькой, как новенькая монета!

Она сейчас же легко вскочила на ноги, взяла меня за руку и, подведя меня к двери моей комнаты, щелкнула за мной замком. Я воспользовался этим временем, чтобы заняться также и своим туалетом. Но едва только я начал, как в дверь постучали.

Один из придворных служителей, одетый в нарядный, маскарадного характера костюм, с выражениями величайшего почтения подал мне два письма с придворными гербами. Я сейчас же узнал почерк моей госпожи и ученика.

– Ответа не надо! – сказал посланный удаляясь.

В конверте принцессы была карточка с написанным по-немецки словом «Добро пожаловать!» и по-французски: «Я рассчитываю на дорогой мне урок завтра в девять часов утра».

Юный принц писал более подробно:

«Дорогой господин Дюбер, я счастлив, что могу поздравить Вас с возвращением. Надеюсь, что Вы хорошо съездили. Как мне было скучно без Вас! Мне не позволили сходить сегодня к Вам, иначе Вы видели бы меня у себя, и я имел бы возможность познакомиться с Вашей сестрой, которой прошу передать мой привет. Весь ваш Макс».

«Нельзя отрицать, что у меня довольно-таки внимательные ученики! – подумал я. – Да, в сущности, и верзила с закрученными усами далеко не так страшен, каким хочет казаться!»

Окончив свой туалет, я вышел на террасу. Граус был прав: вид отсюда был лучше, чем из замка. Я засмотрелся на чудный пейзаж, думая в то же время о той двойственной роли, в которой мое сердце мечется между привязанностью к Грете и к принцессе… Но разве нельзя совместить то и другое?

– Ку-ку! – послышалось сзади меня, и руки Греты на мгновение закрыли от меня красоты пейзажа. – Однако, – сказала она, освобождая мои глаза, – у твоего принца очень красивые владения! – Ее рука скользнула под мою, и, прижавшись ко мне всем своим грациозным телом, Грета продолжала: – Все-таки, Волк, скажи мне, что я не сплю и что я действительно с тобой в Тюрингии! Тюрингия! Если бы ты знал, как это имя ласкает, волнует меня; мне кажется, что оно какое-то волшебное… Это происходит, вероятно, оттого, что еще совсем маленькой я зачитывалась тюрингскими сказками… Но все-таки, Волк, мы здесь в стране гениев и фей?

– Да, девочка моя, Ротберг и в самом деле является легендарным уголком Германии. Эти бархатные горы, изумрудные долины, красноватые потоки издавна были обителью таинственных духов, хранителей старой Германии. Вот в этом дворце, или по крайней мере в том рыцарском замке, на развалинах которого выстроен этот дворец, когда-то жил немецкий император, отравленный вскоре после своего избрания: этот император имел самый «настоященский» вид, какой полагается средневековому властителю: длинная борода и железные доспехи. Позднее здесь жил менее варварский принц – Эрнс, который превратил замок в резиденцию философии и поэзии. В Ротберге водились принцессы, знаменитые красотой и обаянием. Таковой была Мария-Елена, из-за любви к которой дезертировал и лишился жизни офицер… Но только принц Эрнст и принцесса Мария-Елена – все та же старая Германия, сменившая железные доспехи на шелковую одежду…

– А теперь? – спросила Грета.

– Теперь, дорогая, Ротбергом повелевает очень современный принц, который хоть и гордится своей независимостью, но за всяким распоряжением обращается в Берлин. Хотя у принца Отто всех подданных наберется не более восьми тысяч, однако он имеет право выпускать собственные почтовые марки и содержать гарнизоны, рекрутируемые из ротбержцев. Но идеалом принца Отто является пересоздание своих владений по прусскому образцу. Он заимствовал у императора манеру носить лихо закрученные вверх усы, склонность к сенсационным телеграммам и мундирную манию… Ты увидишь его, познакомишься с его маленьким двором, вымуштрованным по прусскому образцу, увидишь майора Марбаха (пруссака родом), графа Липавского (придворного интенданта), барона Дронтгейма (министра полиции), затем придворного архитектора, духовника и прочее, и прочее. Весь этот крошечный официальный мирок, по примеру принца Отто, объят бесконечным преклонением пред всем прусским, а следовательно, заражен снобизмом… Ну, а гении и феи, как уже вполне доказано, крайне ненавидят снобов. Вот почему ты не встретишь на ротбергской территории сказочных духов Германии!

– Ну, а маленький принц, твой ученик? – спросила Грета помолчав. – Он мил?

– Это – очень хороший по натуре ребенок, но унаследовал от предков чрезмерную вспыльчивость. Кроме того, он выказывает склонность к лицемерию, что выработалось в нем благодаря той дикой манере, с которой майор Марбах воспитывает его на славу прусской армии… Но со мной он чрезвычайно мил.

– Ну, а принцесса?

Я ответил не сразу, довольный, что сгущавшиеся сумерки скрадывают румянец, выступивший на моих щеках.

– Принцесса, – сказал я наконец, – урожденная Эрленбург; это очень древний немецкий род. Она – культурная женщина и отлично владеет французским языком.

В этот момент на террасе, смежной с нашей, послышался шум шагов.

– Посмотри-ка, – вполголоса сказала Грета, – вот и господин Молох!

Я обернулся: это был маленький старичок в черном рединготе, которого мы встретили на дороге.

«Почему Грета зовет его Молохом? – подумал я, а затем, вспомнив словечко Гранта, внутренне улыбнулся. – Ну, да, динамолог… дина-Молог… Молох!.. Грета таким образом упрощает трудное для нее слово!» – Его зовут не господин Молох, а профессор Циммерман, – заметил я.

Грета ничего не ответила мне. Но когда на террасе показалась старушка, которую мы видели в обществе профессора при дороге, Грета прибавила:

– А вот и госпожа Молох!

Принцесса читала:

– Любовь не должна мириться с подобными унижениями души, с сладострастием порабощения. Ее усилия должны клониться к возвышению любимой особы до своего уровня, культивировать форму союза, способную скрепить ее, сообщить ей реальность; эта форма – равенство. Раз души любящих так несоразмерны, между ними невозможен какой-либо обмен, какое-либо единение. Никогда не удастся сочетать все с ничем…

Окутанный утренним светом, проникавшим сквозь спущенные желтые занавески, я слушал, как принцесса читала эти строки с добросовестностью прилежной ученицы и с подчеркиванием некоторых мест, свидетельствовавших, что чтица понимает, одобряет и разделяет высказываемые взгляды.

Мы сидели в будуаре-библиотеке, Принцесса сидела перед пультом, я комфортабельно откинулся в кресле. В глубине комнаты, у самых дверей, фрейлина принцессы Больберг, юная особа лет пятидесяти, худая и в то же время массивная, не отрывала взора от «дорожки», неустанной иглой вышивала на ней узор. Желтый свет оживлял очаровательную комнатку в стиле Людовика XV, устроенную принцем Эрнстом, предком принца Отто. Портрет принца Эрнста, висевший между двумя окнами, казался в этом желтом свете настолько полным жизни, что мне даже чудилось, будто царственный друг Вольтера говорил мне: «Мой юный друг, мне кажется, что вы заставляете мою внучатую сноху заниматься какой-то странной галиматьей, расцвеченной несколькими истинами Ла-Палиса!»