Молох - читать онлайн книгу. Автор: Марсель Прево cтр.№ 3

Так я отнесся к письму в Карлсбаде. Но теперь, на станции Штейнах, за пять минут до прибытия сестры Греты, строки этого письма аналитически разлагались моим умом с какой-то странной проницательностью. Я читал в письме весь характер принцессы. Она добра, о, да! Это – сама доброта, неспособная сознательно причинить зло; но ее нежность сдерживается чрезвычайной гордостью своим рангом и чисто немецким шовинизмом (хотя она и не признается в этом, высмеивая шовинизм мужа). Она одержима романтичностью и немецкой сентиментальностью. Только теперь я понял, что она ровно ничего не понимает в природе, которую видит глазами поэтов. Мне показалось также, что ей не хватает такта; об этом я думал еще давно. Поручения подыскать рюмочки и озаботиться грелкой для белья, следующие непосредственно за излияниями и признаниями, ставили меня на место прислуги. А второй постскриптум, касавшийся измен принца и его интрижки с Фредерикой Дронтгейм, помещенной в качестве своего рода извинения за общий тон письма, заставлял меня ощущать какую-то неловкость…

Но довольно анализа: подходит эрфуртский поезд!

Я бросил на стол рядом с полуопорожненной кружкой монету, послал девице Бингер улыбку, которую она мне вернула, если так можно выразиться, сторицей, и бросился на платформу. Там уже гордо красовался начальник станции, похожий в своем красном, расшитом золотыми галунами мундире одинаково и на боливийского генерала и на швейцара из гостиницы.

«Грета»! – думал я, впиваясь взором в горизонт. – Грета, мое крошечное Провидение, я люблю только одну тебя!»

Но тут внутри меня запротестовал какой-то тайный голос.

«Неблагодарный! – говорил он. – Почему ты отвергаешь другое женское Провидение, которое приняло здесь в тебе такое участие? Вспомни, как тебе было тяжело сначала, как страдала твоя гордость, и как потом жизнь изменилась к лучшему, когда весь двор, не исключая придворного интенданта Липавского, министра Дронтгейма, чиновника, духовника и прочее, подражая августейшей хозяйке, стал ласково относиться к тебе? Вынес ли бы ты десять месяцев жизни в Ротберге, если бы она не покровительствовала тебе? И потом ведь это Провидение очень хорошенькое!.. Правда, принцесса уже склоняется к закату, она немного искусственна в своей сентиментальности… Ну, так что же?.. Недостаток такта?.. Важно ли это, если она искренне расположена к тебе, а ты ведь знаешь, что она действительно искренна! А главное – она любит тебя, и это важнее всего. Предоставь ей любить тебя и не мудрствуй лукаво над своим счастьем!»

В этот момент из жерла туннеля вынырнул громадный локомотив, устремившийся к станции. Вскоре вся масса поезда с грохотом тормозов остановилась. Дверь одного из купе раскрылась, и Грета бросилась в мои объятия.

Это была восхитительная минута. Будучи на десять сантиметров выше Греты, я приподнял ее на воздух, ее голова зарылась в мое плечо, и я чувствовал у лица свежесть ее щеки. Когда я опустил ее на землю, Грета пробормотала: «Ах, как хорошо!..» – и снова бросилась мне на шею, сбив с головы шляпу. Затем, взяв меня за свободную руку (в другой был не маленький саквояж), она оглядела меня с ног до головы и сказала:

– Ты по-прежнему красив, мой Волк! Ни у одной из моих подруг нет такого красивого брата… Да-с, сударыня, – прибавила она, обращаясь к какой-то мещанке в шляпе с бежевыми петушиными перьями, которая (мещанка, не шляпа) таращила глаза на иностранцев, так беззастенчиво отдающихся ласкам. – Да-с, сударыня, мой брат очень красив, гораздо красивее, чем такая противная очкастая образина, как ваш муж!

– А ты, – сказал я, целуя ее ручку, – ты – самая очаровательная француженка, которую можно было экспедировать в Тюрингию. Удивительно приятно видеть существо в твоем роде, после того как десять месяцев был лишен этого… Как ты доехала?

– Превосходно! Слушай! Люди, которым я была поручена…

Грета принялась рассказывать про своих спутников среди станционного шума и толкотни. Начальник станции в расшитом галунами красном мундире строго смотрел на пассажиров, словно они были арестантами, которых он должен держать на счету. У входа на вокзал служащий, объявлявший о запоздании поезда, вырывал билеты из рук пассажиров: можно было подумать, что он проверяет, целы ли кандалы у арестантов! Раздался звук сухой команды, поезд коротко свистнул, загромыхал и умчался.

В ожидании багажа выстроилась целая вереница пассажиров. Находя, что дело идет вовсе не так быстро, как бы следовало, Грета вышла из цепи, прошла за загородку, где был свален багаж. Там она нашла свой чемодан, потом взяла за рукав какого-то служащего и на языке Вольтера попросту приказала ему снести багаж. Удивительное могущество женского обаяния! Это грубое животное – носильщик, бородатый и грязный, словно русский мужик, сейчас же послушался, взял чемодан и пошел за торжествующей Гретой. И среди длинной цепи, терпеливо ожидавшей своей очереди, никто не протестовал. Только грозный железнодорожный чин в галунах сейчас же заметил, что порядок нарушен, и двинулся к Грете. Желая предотвратить конфликт, я сказал ему одно только слово:

– Hofdienst!

Грозный чин остановился, посмотрел на меня, узнал, посмотрел на Грету, потупился пред ее ясным, повелительным взором и ушел, ворча что-то.

Hofdienst! Магическое слово в пределах ротбергских владений. Я заметил, что его действие начинается еще на прусской территории, около ротбергских границ. Словарь скажет вам, что это слово обозначает всего только «служба при дворе», но этот перевод совершенно не передает декоративной стороны немецкого слова.

– Как, господин доктор, – сказал кто-то сзади меня, – разве за вами не прислали придворного экипажа?

Это был Граус. Я подал руку этому важному гражданину Ротберга, бывшему, по слухам, самым богатым человеком после принца. Я ответил ему по-немецки, что мы доедем до Ротберга в общественной карете рядом с ним, господином Граусом, если он сделает нам честь подсесть к нам. Хотя я с детства говорил вполне изрядно по-немецки, Граус ответил мне по-французски. Он не допускал мысли, чтобы француз мог достаточно хорошо понимать и изъясняться на языке Гете. По-французски Граус говорил очень медленно, отчетливо, тщательно подбирая слова и выражения. И в отборных выражениях он высказал пожелание, чтобы барышне понравилось в Германии и чтобы, вернувшись домой, она могла «рассказать на бульварах своим друзьям, что немцы вовсе не варвары».

Я счел излишним разъяснять Граусу, что моя сестра не проводит всего своего существования на парижских бульварах и что она не ожидала встретить в Тюрингии древних тевтонов, а ограничился вопросом:

– Готовы ли наши комнаты, господин Граус?

– Да, господин доктор. Я приказал приготовить вам отделение в первом этаже виллы «Эльза», У вас две комнаты, сообщающиеся между собой. Та, которая выходит на площадь, предназначена для вашей сестры, – эта комната веселее. У другой имеется крытая терраса, выходящая на Ротскую долину, Тиргартен и замок. Конечно, там вы не найдете той роскоши, к которой привыкли при дворе, но зато вид из вашей комнаты еще лучше, чем из замка.