– Нет, – прервала она. – Это было давно. Я,
как видишь, уже не ношу траура. Носила достаточно долго. Паветта и Дани…
Предназначенные друг другу… До конца. Ну и как тут не верить в силу
Предназначения?
Оба замолчали. Калантэ пошевелила ногой, снова заставив
скамейку качаться.
– И вот спустя шесть условленных лет ведьмак
вернулся, – медленно проговорила она, а на ее губах заиграла странная
улыбка. – Вернулся и потребовал исполнения клятвы. Как думаешь, Геральт,
вероятно, так о нашей встрече станут распевать сказители через сто лет. Я
думаю, именно так. Да, это они умеют. Могу себе представить. Послушай. И сказал
жестокосердный ведьмак: «Исполни клятву, королева, либо падет на тебя мое
проклятие». А королева, заливаясь слезами, пала пред ведьмаком на колени,
умоляя: «Смилуйся! Не забирай у меня мое дитя! У меня осталось только оно!»
– Калантэ…
– Не прерывай, – резко остановила она. – Я
рассказываю сказку, разве не видишь? Слушай дальше. Злой, жестокосердный
ведьмак затопал ногами, замахал руками и крикнул: «Берегись, клятвопреступница,
берегись возмездия судьбы. Если не сдержишь клятвы, кара не минует тебя». И
ответила королева: «Ну хорошо, ведьмак. Да будет так, как пожелает судьба. Вон
там, гляди, играют десять детишек. Если угадаешь, который предназначен тебе,
заберешь его и оставишь меня с разбитым сердцем».
Ведьмак молчал.
– В сказке, – улыбка Калантэ становилась все менее
приятной, – королева, как я себе представляю, позволила бы ведьмаку
угадывать трижды. Но мы ж не в сказке, Геральт. Мы здесь в реальности, ты, я и
наша проблема. И наше Предназначение. Это не сказка, это жизнь. Паршивая,
скверная, тяжелая, не прощающая ошибок, обид, не знающая жалости, разочарований
и несчастий, не щадящая никого, ни ведьмаков, ни королев. И потому, Геральт из
Ривии, ты будешь отгадывать только один раз.
Ведьмак продолжал молчать.
– Только один-единственный раз, – повторила
Калантэ. – Но, как я сказала, это не сказка, а жизнь, которую мы сами
должны заполнять моментами счастья, ибо на улыбки судьбы рассчитывать, как ты
знаешь, не приходится. Поэтому, чем бы ни кончилось угадывание, ты не уйдешь
отсюда с пустыми руками. Возьмешь одного ребенка. Того, на которого падет твой
выбор. Ребенка, из которого ты сделаешь ведьмака. Если этот ребенок, ясное
дело, выдержит Испытание Травами. Геральт резко поднял голову. Королева
усмехнулась. Он знал эту усмешку, противную, злую, презрительную.
– Ты удивлен, – отметила она. – Ну что ж, я
немного подучилась. Поскольку у дитяти Паветты есть шансы стать ведьмаком, я
взяла на себя этот труд. Однако мои источники, Геральт, молчат относительно
того, сколько детей из десятка выдерживают Испытание Травами. Ты не мог бы
удовлетворить мое любопытство?
– Королева, – откашлялся Геральт, – вероятно,
ты немало потрудилась, изучая проблему, и должна знать, что кодекс и клятва
запрещают мне даже произносить это название, не то что рассуждать о нем.
Калантэ резко остановила качели, упершись каблуком в землю.
– Трое, самое большее – четверо из десяти, –
сказала она, покачивая головой в притворной задумчивости. – Крутая
селекция, я бы сказала, очень крутая и притом на каждом этапе. Вначале отбор,
потом испытания. А затем изменения. Сколько юношей в результате получают
медальоны и серебряные мечи? Один из десяти? Один из двадцати?
Ведьмак молчал.
– Я долго размышляла, – продолжала Калантэ уже без
улыбки. – И пришла к выводу, что селекция детей на этапе выбора имеет
ничтожное значение. Какая, в общем-то, разница, Геральт, какой ребенок умрет
или спятит, напичканный наркотиками? Какая разница, чей мозг разорвется от
бредовых видений, чьи глаза лопнут и вытекут вместо того, чтобы стать глазами
кошки? Какая разница, в собственной ли крови и блевотине умрет действительно
указанный Предназначением или же совершенно случайный ребенок? Ответь.
Ведьмак скрестил руки на груди, чтобы сдержать их дрожь.
– Зачем? – спросил он. – Ты ждешь ответа?
– Верно, не жду, – королева снова
усмехнулась. – Как всегда, ты безошибочен в выводах. Как знать, однако,
может, не ожидая ответа, я согласилась бы уделить немного внимания твоим
добровольным и искренним словам? Словам, которые, быть может, ты пожелал бы
произнести, а вместе с этим освободиться от того, что гнетет тебя? Ну давай
примемся за дело, надо же подбросить сказителям материал. Идем выбирать
ребенка.
– Калантэ, – сказал он, глядя ей в глаза. –
Оставь сказителей в покое. Если им не хватит материала, они сами что-нибудь
придумают. А имея в руках истинный материал, они его исказят. Как ты верно
заметила, это не сказка, а жизнь. Паршивая и скверная. А посему, черт побери,
давай проживем ее по возможности порядочно и хорошо. Ограничим количество
творимых другими несправедливостей неизбежным минимумом. В сказке, конечно,
королева может умолять ведьмака, а ведьмак требовать своего и топать ногами. В
жизни королева может просто сказать: «Не забирай ребенка, прошу тебя». А
ведьмак ответит: «Коли ты просишь, не заберу». И уйдет вслед за заходящим
солнцем. Но за такое окончание сказки сказитель не получит от слушателей ни
гроша, самое большее – пинок в зад. Потому что скучная получится сказка.
Калантэ перестала улыбаться, в ее глазах мелькнуло что-то
знакомое.
– В чем дело? – прошипела она.
– Давай не будем ходить вокруг да около, Калантэ. Ты
знаешь, о чем я. Как приехал, так и уеду. Выбрать ребенка? А зачем? Ты думаешь,
он мне так уж нужен? Думаешь, я ехал сюда, в Цинтру, гонимый жаждой отнять у
тебя внука? Нет, Калантэ. Я хотел, быть может, взглянуть на этого ребенка,
посмотреть в глаза Предназначению… Потому что я и сам не знаю… Но не бойся. Я
не отберу у тебя его, достаточно, если ты попросишь…
Калантэ вскочила со скамеечки, в ее глазах разгорелся
зеленый огонь.
– Просить? – яростно прошипела она. – Тебя?
Бояться? Мне тебя бояться, треклятый шаман? Ты осмеливаешься бросать мне в лицо
твою презренную милость? Оскорблять своим сочувствием? Обвинять в трусости,
сомневаться в моей воле? Ты обнаглел от моего доверительного к тебе отношения!
Берегись!
Ведьмак решил, что, пожалуй, безопасней всего будет не
пожимать плечами, а опуститься на колено и склонить голову. И не ошибся.
– Ну, – прошипела Калантэ, стоя перед ним. Руки у
нее были опущены, пальцы, унизанные перстнями, сжаты в кулаки. – Ну
наконец-то. Это соответствующая поза. Именно так отвечают королеве, если
королева задает вопрос. А если не вопрос, а приказ, то надобно еще ниже
опустить голову и отправиться его исполнять. Без проволочки. Ты понял?
– Да, королева.