Поляков знал этот двор двадцать лет, с тех пор как поступил сюда шофером. Мальчишки гоняли тут мяч, женщины из соседних домов развешивали для сушки белье. Поляков любил ставить здесь свою машину, а если она была в порядке, то и вздремнуть часок перед рейсом, подложив под голову кожаную подушку сиденья. Уже будучи техноруком, он отстаивал этот пустырь от покушений горкомхоза и самовольно поставил забор, который хотели снести за его счет. В своих мечтах он уже тогда видел здесь новые мастерские.
Из гаража доносился стук молотка, в окнах мелькал свет – работала ночная смена слесарей, но машины уже вернулись с линии. Они стояли под навесом в два длинных ряда, блестя под луной никелированными ободками фар.
Пройдет несколько часов, и металлические звуки гонга оживят двор.
На базе нет гудящей на всю округу сирены. Возле проходной будки висит кусок рельса, и старичок сторож в положенное время стучит по нему отрезком трубы. Резкий металлический звон слышен в гараже, в конторе, в кузнице, в маленьких цехах мастерской.
Взревут моторы, придут в движение станки, начнут сигналить шоферы, выезжая из ворот; зашипит своей горелкой сварщик, разбрасывая вокруг себя синие звезды, застучат топорами плотники, разбирая негодный кузов; загудит горн в кузнице, полезут под машины слесари, а девушки с кондукторскими сумками, выбегая из диспетчерской, огласят двор веселыми криками. И чистый, металлический звон, призвавший людей к труду, еще долго будет висеть в теплом весеннем воздухе.
Полякову вспомнилась такая же теплая весенняя ночь.
Это было в апреле 1945 года в разрушенном Кюстрине, на левом берегу Одера.
Он стоял на развилке дорог, пропуская свою колонну, и рядом с ним батальонный регулировщик, подавая сигнал: «Внимание, увеличить скорость!» – быстро размахивал белым фонариком.
Колонна прошла, как вдруг из-за поворота выскочила незнакомая машина и, резко затормозив, остановилась.
Это была наша, российская полуторка, и шофер, белобрысый паренек в замасленной гимнастерке, высунувшись из кабины, спросил: «Куда на Берлин?»
Регулировщик показал ему дорогу, и машина умчалась, подняв к чужим остроконечным крышам синие клубы дыма.
Поляков глядел ей вслед, и из этого синего дыма вдруг встали перед ним бескрайние дороги, вьющиеся меж зеленых полей. Он услышал металлические удары гонга и ощутил аромат воздуха, в котором они дрожали. Это были запахи и звуки родной земли.
Глава двенадцатая
Перевозка на лошадях вдвое дороже перевозки на автомобилях. Возить на машинах, а отчитываться перед бухгалтерией по гужевому тарифу – в этом и был смысл комбинации.
Вывозку материалов на «левых» машинах Вертилин начал сразу по приезде в Загряжск, а дело с автобазой не ладилось. Самая простая часть его плана оказалась самой сложной. Он был уверен, что Смолкин ему поможет, а тот надул его. Черт бы побрал этих честных директоров с их пройдохами-снабженцами!
Бросив трубку после разговора со Смолкиным, Вертилин отправился в Автотрест. Пусть не думают, что его можно взять голыми руками, он еще покажет этой базе, где раки зимуют!
Вертилин знал, в каком свете представить дело Канунникову. Автобаза взамен машин потребовала у него полмиллиона штук кирпича, а, получив наряды, машин не дала. Нет, он этого так не оставит! Дело даже не в машинах, а в принципе: нельзя поощрять такие нравы, такое вымогательство. Он сообщит об этом в Москву.
– Зачем уступили им кирпич? – возразил Канунников.
– Ведь это вы, Илья Порфирьевич, направили меня на автобазу, – сказал Вертилин. – У меня есть ваше отношение, в котором написано: «По возможности помочь». Я считал, что речь идет о взаимной помощи и что вопрос согласован с вами.
Ловкий ответный удар, направленный в трусливое сердце Канунникова, достиг цели. Канунников испугался. У этого уполномоченного есть на руках его, Канунникова, бумажка. Конечно, там ничего не написано о кирпиче, но всякое дело можно представить в любом виде, иди потом доказывай!
– Моя резолюция не имеет к кирпичу никакого отношения, мы с вами о кирпиче не говорили. А с машинами я разберусь.
Вертилин встал:
– Когда я могу получить ответ?
– Сегодня к вечеру позвоните секретарю, – надувшись, ответил Канунников.
Прав или не прав Вертилин, но дело это щепетильное, и кто знает, как обернется. Парень, видно, канительный, не отступится, лучше дать ему машины – и дело с концом! Поляков свалит на своего снабженца – и чист, а от него, Канунникова, есть бумажка. Дернул его черт дать эту бумажку! В ней написано «помочь». А как помочь? Кому помочь? За что помочь?
Поляков был на линии, а потому в трест вызвали Любимова и Смолкина.
– Вы брали кирпич у н-ского строительства? – спросил Канунников.
– Что вы, Илья Порфирьевич! У нас есть свои фонды! – ответил Смолкин.
– Не крутите! Вам давали на июнь, а Вертилин уступил вам часть своего майского наряда.
Смолкин энергично возразил:
– Росснабсбыт снял у них полмиллиона кирпича и перевел нам.
– А почему именно у них сняли?
– Подвернулись под руку, вот и сняли.
– А машины вы ему обещали?
– Я обещал поговорить с директором, но никакого кирпича я у него не просил, даже не думал о его кирпиче. Это случайное совпадение!
– Случайное! – ядовито повторил Канунников. – Вы случайно обещали ему машины, потом он случайно уступил вам наряд, затем вы его случайно обманули и не дали машин. Все случайно!
– Так получилось. Но машин за кирпич ему никто не обещал. Да и вообще мы этот наряд возвратили Росснабсбыту.
– Испугались, потому и возвратили, – подхватил Канунников. – Нет, я не могу понять: откуда такие нравы на автобазе, кто их культивирует?
– Я не в курсе этого дела, – сказал Любимов, – я был в Москве. Но если Михаил Григорьевич отказал, значит, у него были основания. Не было свободных машин, вероятно, поэтому и отказали.
– А не было машин, так зачем людям голову морочить?.. Что делается на базе! – Канунников потряс руками. – Управляющий трестом пишет «по возможности помочь товарищу», и вот этому товарищу сначала отказывают, затем выклянчивают кирпич, наконец обманывают. Приказ треста – это бумажка, вокруг которой можно совершать всякие махинации!
Любимов тоскливо думал о том, что уже четвертый час, кончается рабочий день, а он забыл подписать бумаги в банк, а завтра выдача заработной платы. Сколько времени зря пропадает на эти никчемные разговоры! Дал бы приказ выделить машины – и дело с концом! Так ведь нет, завел канитель! Ему были неприятны и сам Канунников, и претенциозно обставленный кабинет с плотными шторами на окнах. «Туп, как шпала, и скучен, как забор». Он не смог сдержать невольной улыбки. Канунников заметил ее, нахмурился.