Двенадцать детей Парижа - читать онлайн книгу. Автор: Тим Уиллокс cтр.№ 107

Спускаясь на закате солнца с холма в направлении Ле-Аля и «Слепого волынщика», он отметил, что впервые на его памяти Дворы можно считать самыми безопасными улицами Парижа. Здесь не было ни гугенотов, ни ценностей, которые можно украсть, – кроме тех, что уже были украдены, однако ни один человек, дорожащий своей жизнью, не посмеет предъявить на них права. Более того, банды жалких подонков и бродяг, попрошаек и беспризорных детей покинули свои обычные места. Они разбрелись в поисках добычи – любого вероисповедания, – которую благодаря королю теперь можно было найти по всему городу. Для них это шанс забыть, что они находятся на самом дне выгребной ямы цивилизации.

Как ни странно, Гриманд, который родился и большую часть жизни провел тут, редко пересекая границу городских стен, всегда верил, что его место не здесь, а где-то за пределами выгребной ямы, выше ее.

Сегодня он понял, что ошибался.

Сегодня что-то грызло его изнутри, словно крысы Эстель.

А теперь еще и карты.

Ирония заключалась в том, что король Кокейна привык к тому, что разрушается изнутри. Он прогнил до самой сердцевины. У тел в канавах внутренности были целее, чем у него. Он уже много лет умирал. Громадный вес костей и черепа, глубокие складки на коже головы, уродство, боль в суставах, распухший язык – все это мужчина мог терпеть, игнорировать и даже обращать себе на пользу. Даже тот факт, что его член давно утратил способность к чему-либо, кроме мочеиспускания, имел свои преимущества. За блуд он всегда расплачивался частичкой своей души – именно этому обстоятельству все проститутки и обязаны существованием своего ремесла. Гриманд понимал, что уродства и страдания заложены в людях самой Природой: ему приходилось видеть младенцев, вышедших из утробы матери уже обезображенными.

Ужас его состояния, будь то болезнь или злой дух, заключался в вещах, которые Гриманд чувствовал, но был не в состоянии понять. Его сердце увеличивалось – словно огромный черный краб рос у него в груди. Он чувствовал, как оно бьется о ребра в том месте, где его раньше не было. Иногда этот краб не давал ему дышать. Почки тоже были поражены, и по ночам ему приходилось вставать и мочиться, как лошадь. Часто его мучили боли в голове и животе, а недавно что-то случилось у него с глазами: временами они начинали дрожать в глазницах, и изображение двоилось. Люди считали его могучим, но это было неправдой. В своих сшитых на заказ башмаках размером с угольную баржу король Кокейна был живым мертвецом.

Медленное разложение стало для него привычным. Но только не эта новая боль, которая грызла его сегодня, как крысы, – она терзала тот орган, о существовании которого Гриманд давно забыл. Совесть. Он пытался заткнуть этим крысам глотку варварством, но из этого ничего не вышло, а когда он сам едва не захлебнулся от крови, то протянул руку помощи матери, Карле и ребенку. Алис, как всегда, была права, а он, как всегда, не слушал – после упоминания Матиаса Тангейзера крысы набросились на него с удвоенной силой.

Король воров услышал далекие раскаты грома. Начался дождь, но прохладнее не стало.

Он шел через кладбище Невинных, летнее зловоние которого раздражало даже его привычный ко всему нос. Таверна Поля находилась на другом краю кладбища.

В громадном некрополе уже гнили тела Гоббо и остальных убитых Алтаном Савасом. Они не удостоились никакой особой церемонии: похороны здесь означали падение сквозь укрепленное на петлях дно гроба в одну из громадных ям шестидесяти футов глубиной и вмещающих больше тысячи трупов. Там мертвые оставались до тех пор, пока плоть не разложится и не превратится в подобие жирного супа, а кости не всплывут наверх. В принципе эти кости должны были извлекать и перемещать в склепы в стенах кладбища, где уединялись влюбленные и содомиты. Но на практике их превращали в костную муку, а жир использовали для изготовления ароматного мыла для богачей, чья хватка не отпускала бедных людей даже в могиле.

Уже не в первый раз в голову Гриманда пришла мысль: мы убиваем не тех людей.

Сквозь завесу дождя он увидел таверну «Слепой волынщик» и остановился, прежде чем перейти улицу.

Сделать вид, что он ничего не знает, будет нетрудно: это почти правда. Не нужно обладать шестым чувством, чтобы понять: «Слепой волынщик» – логово предательства. Для вероломства эта таверна – все равно что Ватикан для Слова Божия. Но крысы грызли короля воров изнутри, а путь преграждала совесть, которую разбудила Карла над трупом турка. Вернуться в особняк д’Обре? К началу? Он чувствовал, что должен сделать это. Медведь и собаки. Но почему должен? Гриманд не понимал. Как-то все было неубедительно.

Поль всегда узнавал важные новости если не первым, то вторым уж точно. Он, к примеру, отправил посыльного на Рю-дю-Тампль с сообщением о резне в Лувре еще до ее начала. А Гриманду была нужна информация. Ему хотелось помочь Карле. Он никогда никому не помогал и теперь обнаружил, что это приятно. К тому же у него была еще одна веская причина появиться здесь – он пришел за остатками золота.

Безумец будет проклят.

Король воров перешел улицу и распахнул дверь таверны.

Утром, когда мать прогнала его, чтобы он не беспокоил ни ее, ни Карлу, Гриманд повел своих молодых львов назад, в богатые кварталы Вилля. О приказе короля истреблять гугенотов он узнал только по дороге к особняку д’Обре. Новости, как всегда, собирали глаза и уши бедняков, которые знали им цену, и ему пришлось заплатить два су. Если швейцарская гвардия недавно убивала протестантскую знать, значит, в окрестностях Лувра слишком опасно, и Гриманд снова направился на восток, в округа Сен-Мартен и Сент-Авуа, где купцы и дворяне недавно построили себе новые гнездышки.

Анархия была по душе королю воров. Богатые определяли ее как «беззаконную свободу или своеволие толпы», с характерным коварством исключая из этого понятия свою подлую свободу и своеволие, чтобы объявить их законными. Гриманд не ставил им в вину жадность или даже безрассудные войны, за которые всем приходилось платить страданиями и звонкой монетой, но не желал, чтобы его называли преступником – звание, которое в других обстоятельствах он носил бы с гордостью, – самые подлые и безжалостные преступники на свете. Но такова жизнь. Он глупец, запутавшийся в таких простых понятиях, как добро и зло. Только простаки пытались жить, руководствуясь ими. Матери Природе нет до них никакого дела. В ее бесконечной бухгалтерской книге они значат меньше, чем дожди и ветры. Для него, короля Кокейна, как для дождя и ветра, смысл имеет только сегодняшний день.

К тому времени, как они добрались до стен монастыря Фий де Дье, армия Гриманда пополнилась таким количеством рекрутов, что их число перевалило за сорок. Большинство были подростками, почти детьми, в основном мальчишками, хотя среди них попадались и отчаянные девчонки. Инфант остановил их и взобрался на тележку.

– Слушайте внимательно, мои молодые львы, – объявил он. – Король объявил, что все гугеноты Парижа должны умереть. Но черт с ними, с гугенотами, если их карманы пусты!

Увидев недоумение на лицах, даже у своих «лейтенантов», он ухмыльнулся.