Я улыбалась — разве можно оставить без ответа улыбку?
Я бросала страстные взгляды — как же не ответить на них?
Когда жажда поцелуя приоткрывала мои уста, словно распускающийся бутон, могли ли его нежные губы не раскрыться в ответном желании?
Я чувствовала себя победительницей, когда в его улыбке, взгляде, в желании поцеловать меня читала верные приметы страсти. И не только страсти, но и нежности, и безграничной любви ко мне. Но и я потерпела поражение. И, поняв это, решила, что высшего счастья на земле не бывает. Нет бога могущественнее того, который одним своим прикосновением способен обратить в пепел
[30]
!
Срок испытания подходил к концу. Я так уверовала в любовь мужа, что решила не покидать его, даже если он меня выгонит. Если, узнав, кто я, он не пожелает признать меня своей женой, я не постыжусь остаться при нем простой наложницей. Что мне людская молва! Ведь я нашла наконец своего супруга. А вдруг судьбою мне назначено другое? И при одной мысли об этом на глаза мои навертывались слезы.
Но я видела, что и у мужа крылья опалены огнем страсти, что и у него нет сил взлететь. Он был поглощен одной думой, и все время вглядывался в мое лицо. Я хлопотала по хозяйству, а он, словно ребенок, ходил за мной. Я чувствовала, как нетерпеливо бьется его сердце, но один мой жест укрощал его. Иногда он склонялся к моим ногам и с рыданиями в голосе восклицал:
— Все восемь дней я буду повиноваться тебе, только не покидай меня!
И я поверила, что муж мой будет очень страдать, если я его покину.
Прошло восемь дней. Испытание закончилось. Чтобы не утомлять читателей, скажу лишь, что теперь мы были связаны друг с другом навек. И все же он продолжал считать меня женщиной легкого поведения. Но даже и с этим я примирилась, потому что мне удалось покорить его.
Глава семнадцатая
СУДЕБНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ПОСЛЕ КАЗНИ
Мы провели в Калькутте несколько незабываемых, полных счастья дней. Но вот однажды я увидела в руках у мужа письмо и, взглянув на его расстроенное лицо, спросила:
— Что так опечалило тебя?
— Я получил письмо из дому, — отвечал он. — Мне надо возвратиться.
— Что же будет со мной? — воскликнула я и опустилась на пол. Слезы неудержимым потоком хлынули из моих глаз.
Муж ласково взял меня за руку, поднял с пола, поцеловал, утер мне слезы.
— Я уже думал об этом, — сказал он. — Я не могу расстаться с тобой.
— За кого же ты будешь выдавать меня там? Где поселишь?
— Думал я и об этом. Деревня не город, там не скроешься. Я не смогу утаить твое присутствие от родителей.
— Ты можешь не ехать?
— И этого не могу.
— А когда ты вернешься? Если скоро, тогда оставь меня здесь.
— Я редко приезжаю в Калькутту.
— Что ж, уезжай, я не хочу быть тебе помехой! — Рыдания не давали мне говорить. — Пусть будет что суждено.
— Но я сойду с ума в разлуке с тобой! — воскликнул муж.
— Послушай, ведь я тебе не законная жена. У меня нет на тебя никаких прав. — При этих словах он вздрогнул. — Мы простимся и…
У-бабу не дал мне договорить:
— Оставим этот разговор до завтра! Я подумаю.
В тот же вечер муж написал Ромону-бабу записку, в которой просил его прийти.
«У меня секретное дело. Приходи немедля, иначе будет поздно».
Когда Ромон-бабу пришел, я стала за дверью — послушать, о чем муж будет говорить с ним.
— Ваша кухарка, та, молоденькая… Как ее зовут? — спросил муж.
— Кумудини.
— Откуда она родом?
— Сейчас я не могу этого сказать.
— Она замужем или вдова?
— Замужем.
— Ты знаешь, кто ее муж?
— Знаю.
— Кто же он?
— Я не волен открыть его имя.
— Почему? Здесь какая-то тайна?
— Да.
— Где вы нашли эту девушку?
— Моя жена привела ее из дома своей тетки.
— Ладно, не в этом дело! Какого она поведения?
— Безупречного! Правда, она дразнила нашу старую кухарку. Но больше никаких грехов за ней не водится.
— Я не о том. Как ведет она себя с мужчинами?
— Я не встречал женщины более порядочной.
— Почему ты не можешь сказать, откуда она родом?
— Не имею права.
— Где дом ее мужа?
— Этого я тоже не могу сказать.
— Муж ее жив?
— Жив.
— Ты его знаешь?
— Знаю.
— Где сейчас эта женщина?
— В твоем доме.
Муж изумился:
— Откуда ты знаешь?
— Этого тоже не могу тебе сказать. Ты закончил свой допрос?
— Да. Странно, однако, почему ты не спрашиваешь, зачем я учинил его.
— Я не делаю этого по двум причинам. Во-первых, ты все равно не ответишь. Верно?
— Верно! Ну а вторая причина?
— Я сам знаю, почему ты задаешь мне эти вопросы.
— Неужели! Тогда скажи почему.
— Не скажу!
— Так. Я вижу, ты и вправду все знаешь. В таком случае ответь: исполнится ли мое заветное желание?
— Разумеется! Впрочем, спроси Кумудини.
— И вот еще о чем я попрошу тебя. Напиши все, что ты знаешь о Кумудини, и подставь под этим свою подпись.
— Хорошо, но при одном условии. Я положу эту бумагу в конверт, запечатаю и отдам на хранение Кумудини. Дома ты ее прочтешь. Согласен?
Мой муж ответил не сразу. Но после некоторого размышления сказал:
— Согласен. Значит, желание мое исполнится?
— Исполнится.
Когда Ромон-бабу ушел, мой муж пришел ко мне в комнату.
— Зачем ты затеял этот разговор? — спросила я.
— Ты все слышала?
— Все. Я сразила тебя, и сама пошла на казнь. Какой же смысл вести расследование после казни?
— При нынешних законах это вполне возможно, — улыбнулся У-бабу.
Глава восемнадцатая
ОПАСНЫЙ ОБМАН
Весь тот памятный день и всю ночь мой муж был погружен в глубокое раздумье. Он почти не разговаривал со мной, но, как только я появлялась, начинал пристально вглядываться в мое лицо. Мне, пожалуй, больше, чем ему, стоило призадуматься. Но у него был такой печальный вид, что сердце мое сжималось от тоски. Я гнала от себя грустные мысли и, чтобы как-нибудь развеселить мужа, плела для него гирлянды, составляла красивые букеты, приготовила несколько сортов бетеля, различные вкусные кушанья… Комок подкатывал к горлу, слезы душили меня. Для мужа главным в жизни была работа, поэтому я старалась говорить с ним о его делах, в которых кое-что смыслила, — недаром же я была дочерью Хоромохона Дото. Однако ничто не радовало его. Да и я сама пала духом.